И руки сложила, и встала с ним рядом, –
Широкая в бедрах, с почтительным взглядом.
И царь, сострадая, сказал тонкостанной
Царевне своей, женихам нежеланной:
«О дочь моя, время приспело для брака, –
Никто тебя замуж не просит, однако.
Сама поищи себе мужа: коль будет
Он равен тебе, нас никто не осудит.
Но знай, что отца осуждают законы,
Коль мужу не отдал он дочь свою в жены,
И муж осуждаем, жену разлюбивший,
И сын, овдовевшую мать позабывший.
Поэтому мужа найти поспеши ты,
Не то от богов мне не будет защиты».
Немного смутясь, но не зная тревоги,
Она поклонилась родителю в ноги,
С душою разумной, для блага открытой,
Отправилась в путь с надлежащею свитой,
Отправилась на золотой колеснице,
А царь и вельможи остались в столице.
Отправилась в чащи лесные, густые,
Туда, где отшельники жили седые,
Во многих священных местах побывала,
Наставникам-старцам дары раздавала.
[Савитри выходит замуж за Сатья́вана]
Царь мадров сидел средь своих приближенных,
С ним – Нáрада, сведущий в древних законах.
Царевна из дальних приехала странствий,
Предстала пред ними в блестящем убранстве,
Склонилась к ногам и отца и святого.
Властитель услышал от Нарады слово:
«Откуда вернулась царевна в столицу?
И замуж зачем ты не отдал девицу?»
А царь: «Потому-то, стремясь к этой цели,
Свою Савитри я отправил отселе.
Сейчас от нее мы узнаем: нашла ли
Супруга, в лесные отправившись дали?
Начни свою повесть, о дочь дорогая», –
Сказал властелин, Савитри ободряя.
И та, будто бога услышала, – сразу,
Отцу подчинясь, приступила к рассказу:
«Есть шалвов страна. Добрый, кроткий, всеправый,
Дьюмáтсена был властелином державы.
Когда он ослеп, стал он жертвой коварства,
И отнял сосед у несчастного царство.
С женою и с сыном-младенцем, незрячий,
Он в лес удалился, лишившись удачи.
Подвижником стал он в лесной глухомани,
Отрекся от низменных, жалких желаний.
А сын его, в царской рожденный столице,
Но ставший товарищем зверю и птице,
Сатья́ван, в скитаниях найденный мною,
Есть тот, кому стать я желаю женою».
«Беда! – вскрикнул Нарада. – Тяжкое горе
На эту царевну обрушится вскоре!
Царевич, от праведных, чистых рожденный,
Правдивой и доброй душой наделенный,
Правдивым – Сатьяваном – прозванный с детства, –
Слыхал я, – коней полюбил с малолетства.
Гривастых лошадок лепил он из глины,
Конями свои украшал он картины,
За это прозвали царевича с лаской:
Читрáшва – «Скакун, Нарисованный Краской».
«А ныне, – спросил мудреца Ашвапати, –
Вкушает ли отпрыск слепца благодати?
И есть ли в нем кротость, и ум, и отвага?»
Ответствовал Нарада, ищущий блага:
«Как солнце, он светел, как Индра, бесстрашен,
Как наша земля, он терпеньем украшен».
А царь: «Но красив ли душой и обличьем?
Насколько он щедр? И велик ли величьем?»
Ответил мудрец: «Благороден, беззлобен,
Он щедростью лишь Рантидéве подобен,
Красив он, как месяц, как братья Ашвины, –
Дневной и вечерней зари властелины.
Он стоек и сдержан, он смел и послушен,
Он скромен, и доблестен, и прямодушен».
А царь: «Коль таков он, душою высокий,
Какие же в нем притаились пороки?»
«Один лишь порок в этом царственном сыне:
Умрет через год, начиная отныне».
Услышав ответ мудреца, Ашвапати
Сказал: «Савитри, не горюй об утрате.
Другого найди себе в мире широком:
Бессильны достоинства рядом с пороком.
К чему тебе муж, что погибнет до срока?
Беги от несчастья, беги от порока!»
В ответ – Савитри: «Это ведает каждый, –
Три дела свершаются в мире однажды:
Замужество, смерть, обещание дара…
Умрет ли он юный, умрет ли он старый,
В нем много ли блага иль больше дурного, –
Его избрала, не хочу я иного!
Что сердце решило – то вылилось в слово,