– Не дождется, – запальчиво сказала Ника.
– Погоди, тебе он вообще по-дружески предложит в милицию перейти тем же следователем, – нарисовал ее перспективы Валдис. – Там женщин полно, дела плевые.
– Почему он меня невзлюбил? Я ему ничего плохого не сделала.
– Да не расстраивайся, – принялся успокаивать ее Платон. – Зам не любит молодых, считает, мы ни на что не пригодны, избалованы и бездарны. А женщин вдвойне не любит. Муж, кухня, дети – вот удел женщины, по его мнению.
– Типичный мастодонт, – вздохнула Ника. – Вступлю в партию феминисток назло ему.
– Тогда он тебя со света сживет без дружеских советов, – рассмеялся Валдис.
– Посмотрим, – вздернула нос Ника. – Да! А что тебе твой шестой номер рассказал? Мы про него забыли.
– Да ничего существенного. Кенты Кенара в большой растерянности, гадали, куда он пропал. Когда номер шесть сказал им, что Кенара убили, они начали рвать на груди тельняшки и дали клятву, мол, кровь за кровь, найдем и отомстим за смерть брата, ну и тому подобное.
– А ты говоришь, ничего существенного! Значит, не друзья его убили.
– Не стоит быть такой доверчивой, – урезонил ее Валдис. – Кенты Кенара – гниды. Сегодня они тебе клянутся в верности, а завтра стреляют в спину.
– Но у них же тоже есть свой кодекс чести, – возразила она.
– Был, – усмехнулся Валдис. – Давно. А теперь у них полный набор игр без правил даже среди своих.
– Может, поспорите в машине? – проворчал Платон.
– Да, конечно, – согласилась Ника. – Ой, а здорово вы в баре кулаками махали! Никогда бы не подумала, что умеете. Научите?
– У меня случайно вышло, от злости, – признался Платон.
– А я научу, – пообещал с улыбкой кота Валдис. – Я умею.
– Научишь при моем непосредственном участии, кое-что и я умею, – сказал Платон.
– Хи-хи! – прыснула Ника, уже забираясь в машину. – У вас такие смешные лица… Ну, ничего, синяки и ссадины украшают мужчин.
– Женщин тоже. – Валдис намекнул, что и она не лучше со своим кровоподтеком на скуле.
Завтракали с неохотой. Илона ела фрукты и пила зеленый чай, Мирон Демьянович ограничился апельсином, отрывая от него по дольке и кладя в рот, медленно и молча пережевывал. Илона без слов поняла, что он находится во вчерашнем дне, вернее, вечере.
– Ну, узнаю имя шутника… – проговорила Илона. – Глаза ему выцарапаю.
– Тебя за хулиганство и причинение телесных повреждений в милицию отвезут, – хмуро сказал Мирон Демьянович.
– Ты меня выкупишь. – Илона поднялась, поцеловала его в щеку. – Я в зал, надо отработать вчерашний неудачный ужин.
– Бросаешь меня? – проворчал он.
– Тебе же на работу, а я ненавижу сидеть дома после стрессов. Пока. Если что – звони.
М-да, стресс вчера получили многие, но не Мирон Демьянович, он-то как раз был спокоен хотя бы внешне.
Отмечали день рождения жены Кривуна, а это событие у нее случается по два раза в год, и лет пятнадцать подряд отмечается одна дата – сорок. В сущности, дело не в этом, а в Кривуне. Едва у него возникают затруднения, он созывает гостей. Поскольку затруднения преследуют Кривуна раз в два месяца, иногда реже (к счастью), стало быть, он кормит-поит нужных людей столько же раз. Чтобы разнообразить пиршество, Кривун то в ресторане гуляет, то дома накрывает столы, разумеется, не сам лично. А чтобы компенсировать затраты, приглашает на дни рождения, знает, сволочь: гости принесут дорогие подарки, бедных друзей у него не водится. Особенно поражала Мирона Демьяновича наглость Кривуна. Какую же совесть надо иметь, приглашая по два раза в год на дни рождения жены, сестры, мамы, детей? Вчера пировали у него дома. Народу набежало много, поэтому вычислить шутника не представляется возможным.