– Шорохов! – окликнул Олега Лопатин. – Ты что, действительно снегу не удивился?

– Почему же? Удивился…

– А с виду как будто не очень.

– У меня и другие удивления были…

– Правильно, что ты на девушке внимание зафиксировал, – похвалил Василий Вениаминович. – Чем ближе к бытовухе, тем лучше. И что время по телефону узнал – тоже правильно. С глупыми расспросами не полез, молодчина.

– Только имя мое требовал, – фыркнула Ася. – Семь раз!

– А тебе самой голых мужиков не подсовывали? – огрызнулся Олег.

– Ты себя, что ли, предлагаешь? Прелесть какая…

– Иди, Шорохов, иди, – велел Лопатин. – Вы еще поругайтесь тут! Каждому по двадцать лет закрою, оба у меня в детский сад отправитесь!

Олег вошел в комнату и, увидев будильник на телевизоре, раздосадованно щелкнул пальцами. Часы всегда стояли возле кровати. Зачем переставил?..

Отодвинув зеркальную дверь шкафа-купе, он порылся в постельном белье и вытащил свою одежду. В июле ее еще не было: эти джинсы, этот свитер и всё прочее появилось у Олега значительно позже, потому он и закопал их поглубже. В июле у него много чего не было. И многое было по-другому. Да практически всё. Вот и часы… Надо же, забыл, где они должны стоять… Конечно, здесь, ближе к подушке. Чтоб не прыгать через комнату, а «хлоп!»… врезать по пимпочке ладонью – движение отточенное, ни за что не промахнешься. Странно. Забыл, где стояли… Сегодня он должен был это вспомнить. Вчера – другое дело, вчера он помнил лишние полгода с июля по декабрь, но сегодня ему их «закрыли», и эта квартира вместе с душным летом, вместе с проклятым будильником для него превратилась в единственное и неповторимое «сейчас».

Заключительный тест мало кто проходил с первого раза. На этом незатейливом испытании сыпались и лучшие, и худшие – сыпались, возвращаясь на переподготовку целыми группами. Шорохов шел последним в списке – такая уж фамилия, – и он почти не надеялся. После провала одиннадцати сокурсников двенадцатому остается уповать лишь на чудо.

Собственно, на него Олег и уповал – заранее зная, что готовиться бесполезно, поскольку тест выявляет не то, что человек усвоил, а то, как он изменился. Всё, что Олег узнал за последние полгода, и сами эти шесть месяцев жизни были заперты в блокированном секторе памяти, ему же осталась интуиция и рефлексы. Способность быстро сориентироваться и не впасть в истерику. Или неспособность – у кого как…

Тактика, психология, спецоборудование, по старинке называемое «матчастью», – всё это могло помочь, но только при условии, что человек будет находиться в здравом уме. С памятью дело обстоит гораздо хуже.

Пока Олег натягивал джинсы, его не покидало ощущение, что он всё же допустил какую-то ошибку. Он не мог поверить, что это окажется так просто, – не сам тест, о котором он уже был наслышан, а его выполнение. Судя по отзыву Лопатина, весьма успешное. А он всего-то и сделал, что посмотрел в окно, увидел июльский снег и тихо ошалел. Или нет… сначала увидел Асю в ванной. И тоже ошалел…

Ася сказала: «Время, земля и человечество». То есть нет, «Земля» – с большой буквы, она же не почву имела в виду, а планету…

«Дурдом! – подумал Олег, доставая из шкафа зимние ботинки. – Они что же, все такую пургу гонят? «Время», блин, «Земля», блин и это еще… «человечество». Здрасте… «Человечество»! – повторил он, впихивая ногу в тяжелый «докер». – Без меня этому человечеству, наверно, кранты… Ну надо же! Заснет человек летом, проснется зимой, и нет у него других забот, как о времени, о Земле и о…»

– Шорохов, ты скоро?!