– Можешь не продолжать, – с горечью прервал Джейсон. – Я и сам это знаю.

– Вам это не нравится, – сказал Джон. – Но если станет совсем плохо, вы с Мартой сможете отправиться к звездам.

– Джон, ты знаешь, что я не смогу, – возразил Джейсон. – И Марта, наверное, тоже. Земля у нас в крови. Мы прожили на ней слишком долго, она часть нашего существа, слишком большая часть.

– Я часто думала о звездах, – сказала Марта. – Я со многими разговаривала. Но не думаю, что смогла бы туда отправиться.

– Ты же видишь, – сказал Джейсон, – мы просто эгоистичные старики.

И это правда, сказал он себе. Эгоизм – держаться за Землю, заявлять на нее, на всю целиком, свои права. Люди имеют полное право вернуться сюда, если хотят. Они покинули Землю не по своей воле. Раз они сумели найти дорогу обратно, никто не имеет права им препятствовать. Хуже всего то, что они непременно захотят разделить с оставшимися на Земле все, что узнали и чего достигли, все свои технические успехи, все новые блестящие концепции, все знания. Они будут исполнены решимости одарить отсталых землян всеми преимуществами своего развития. А что будет с племенами, которым ничего этого не нужно? А с роботами? Хотя как раз роботы, возможно, их возвращению будут только рады. Джейсон мало знал роботов: как они встретят новость?

Через день-два он это узнает. Завтра утром он, Джон и Езекия тронутся вверх по реке. Вместе с Красным Облаком и его людьми.

Из записи в журнале от 9 октября 3935 года:

…Я колебался, не в силах определиться в своем отношении ко всем этим путешествиям к звездам. Я знал, что другие это делают; знал, что это возможно; я видел, как люди исчезают, а через некоторое время возвращаются. И я с ними это обсуждал; мы все подолгу об этом говорили и пытались установить, каким образом это возможно. Порой, хотя теперь уже нечасто, мы даже сомневались в желательности открытого нами свойства. Даже употребление этого слова – «свойство» – чрезвычайно показательно, ибо подчеркивает тот факт, что мы не имеем ни малейшего представления о том, как это делается или как эта способность у нас появилась.

Я сказал, что с моей стороны были некоторые колебания относительно того, принять ли путешествия к звездам, и, я понимаю, это несколько странное утверждение. Но я не уверен, что смогу толком объяснить, как и почему. Я принял их разумом и даже сердцем, будучи чрезвычайно взволнован тем, что осуществилось, казалось бы, невозможное. Но принял я эти путешествия не полностью. Если бы мне показали какое-нибудь невозможное животное или растение (невозможное в силу каких угодно веских и основательных причин), я был бы вынужден признать, что оно в самом деле существует. Но, пойдя прочь, я бы усомнился в свидетельстве собственных глаз. Я сказал бы себе, что в действительности его не видел, и мне пришлось бы вернуться, чтобы опять на него посмотреть. И во второй раз, и в третий, и в четвертый, и в пятый я бы по-прежнему сомневался и был бы вынужден возвращаться опять и опять. Сколько ни тщусь, я не могу решить, полезная ли это вещь для человека и даже приличествует ли она ему. Врожденная осторожность или, быть может, неприятие всего слишком уж непривычного (что нередко встречается у людей одного со мной биологического возраста) преследует меня постоянно, нашептывая, что из-за появившейся у нас способности путешествовать к звездам может грянуть какая-нибудь беда. Присущий мне консерватизм не допускает мысли, что столь великая вещь может быть предоставлена человечеству даром, без взыскания некой огромной платы. И потому, полагаю, я подсознательно пришел к убеждению: пока я открыто не признаю, что это так, платеж может быть отсрочен.