– Мариус… – выдохнула прерывисто, – пожалуйста…

И все равно, не смогла сказать это вслух – возьми меня. Прямо здесь. Сию минуту.

Но он понял. Оторвался от нее, с присвистом втянул воздух, а потом молча подхватил на руки и широким шагом двинулся куда-то вперед, а потом вбок, толкнул дверь. Алька встревоженно завертела головой. Светлая комната. Платяной шкаф, резной весь. Трюмо на гнутых ножках, большое овальное зеркало. И кровать, застеленная светло-серым шерстяным покрывалом.

– Для гостей, – хрипло пояснил Мариус, – тут чисто, не беспокойся.

Еще через мгновение Алька попросту утонула в перине. Она вскрикнула, когда Мариус решительным движением задрал ей юбку, а потом сама раздвинула ноги. Ей хотелось быть ближе к нему, ближе, чем это даже возможно. Он дернул шнуровку на лифе платья, на миг холодный воздух пощекотал обнаженную кожу – и прохлада тут же сменилась огненными касаниями.

Алька застонала, обнимая его ногами. А Мариус все целовал ее – в губы, в шею. Прихватывая зубами грудь, до сладкой боли, до невыносимо приятных спазмов, рождающихся где-то внутри, вместе с каждым его движением. Она кричала и царапала ему плечи. И все мысли – плохие, хорошие – все куда-то делось. Даже говорить не осталось сил.

Мариус молча обнял ее и снова прижал к себе. Несколько минут прошли в безмолвии, а потом он вдруг сказал:

– Плохой из меня опекун, птичка. А ты так и не узнала вторую неприятную новость.

– Ну, первая оказалась не такой уж и страшной, – говорить не получалось. Только мурлыкать, как довольная нагулявшаяся кошка.

– Вторая хуже, – горячий шепот обжег ухо, – на границе, там, где пролегала Пелена, убиты люди. Фаэр утверждает, что его убили те, кто из-за Пелены.

Алька сжалась в комок, мгновенно вываливаясь из сонного блаженства. Нет-нет, это невозможно. Сантор не стал бы. Или стал? Она ведь совсем не знала того, кто был ее отцом.

– Прости, я тебя опечалил, – продолжил Мариус, – но уж что есть. Поэтому я собираюсь всех перевезти в Эрифрею, тут будет спокойнее.

– Я не верю Фаэру, – прошептала Алька, – не верю. Он… отвратительный какой-то, скользкий тип. Не знаю, почему мне так кажется.

– Понимаю. – Он мягко гладил ее по голове, потом ласкающие движения перебрались на шею, – но люди убиты. Кем убиты, мне тоже не совсем ясно. Однако, король наш Фаэру доверяет…

И задумался о чем-то.

– Мне очень хочется проведать Авельрона, – попросила Алька, – ты ведь… ничего плохого с ним не сделаешь?

– Конечно, нет. Зачем мне это, – ответил Мариус.

– Тогда… Когда его можно увидеть?

– Завтра, милая. Ты его завтра увидишь…

Внезапно Мариус умолк. А еще через мгновение с его руки сорвалась рыжая лохматая молния, ударила в зеркало.

Звон бьющегося стекла. Осколки высыпались из рамы. Алька даже испугаться не успела, лишь обернулась и недоумевающе посмотрела на Мариуса. Тот был бледен как простыня, глаза – сумасшедшие.

– Что? Что, Мариус?

Он откинулся головой на покрывало и зажмурился. Облизнул губы.

– Знаешь… ничего. Показалось. Всего лишь показалось.

***

…Но, конечно же, Авельрона она так и не увидела. Ни на следующий день, ни через день. Заботы закрутили так, что не продохнуть. Тем же днем, после столь плодотворного осмотра особняка магистра, они отправились в Роутон. Мариус потащил ее порталом, чтоб время не тратить. Ему для портала теперь и артефакты были не нужны, он просто разрывал пространство, делал шаг в никуда, да еще и тянул за собой Альку. И сей же миг они вываливались уже на обратной стороне. Там, куда и предполагал попасть Мариус Эльдор. Алька не могла не восхищаться тем, с какой легкостью магистр Надзора проделывает все эти манипуляции с магической энергией. У нее так не получалось, потому что, во-первых, никто и никогда не учил Алайну Ритц таким магическим штукам, а во-вторых, похоже, она и не чувствовала магическую энергию так, как Мариус. Все было по-иному, глубоко внутри, да и то – странное, непонятное. Эти мерцающие звездочки на бескрайнем черном бархате. И она так и не сказала Мариусу про ожившую бабочку, как-то подходящего момента не случилось. Но, как бы там ни было, Мариус притащил ее порталом обратно домой, туда, где под снегом тихо спали старые яблони, а особняк напоминал окаменевшего дракона, свернувшегося клубком. В лицо сразу дохнуло холодом, хлестнуло ледяным ветром, вышибая слезы. Все-таки Эрифрея куда южнее, зимы там мягкие.