Закончив с туалетами экс-супруга, навестила кабинет. Задерживаться не стала – а то вдруг выйдут из спальни не вовремя? Плеснула на парадный ковёр, на стол – надеюсь, затянутая кожей середина столешницы испорчена непоправимо – и отправилась вниз – кропить гостиную и столовую. Остатки гнусной жижи аккуратно – тонкой струйкой – распределила по трём парам сияющих новой кожей мужниных сапог.

Вот теперь я поняла, зачем кошки писают по углам!

За дверью снова громыхнул гром. Я, завязав под подбородком капор и застегнув плащ, подхватила свой саквояж и шагнула за порог.

Если что-либо не работает – стукните это хорошенько, если оно сломалось – ничего, всё равно нужно было выбрасывать.

Вдохнула полной грудью пахнущий озоном воздух. Подняла глаза – ага, на западе, над гаванью, зависла серо-синяя туча с косой дымкой ливня под ней. А тут, на холме, кажется, обойдётся – небо серое, но дождя пока нет. К запаху грозы примешивался резкий дух молодой тополиной листвы и что-то цветочное. Хорошо, что сейчас весна…

Хотела бросить ключ за спину, в прихожую, и захлопнуть дверь. Но, одёрнув себя, сунула его в карман – хватит уже порывов. Если выйдет, заберу потом книги – самой новые мне в ближайшие месяцы точно не купить.

Хихикнула. Но в следующие пару недель возвращаться сюда точно не стоит. Уже сейчас разит так, что скулы сводит и глаза слезятся. А то ли ещё будет, если не склонный к домоводству Андреас вместо тотальной чистки решит просто дать выветриться запаху, и заныканные по карманам и в складках штор ошмётки протухнут! Ведь сейчас же тепло, и уже начали летать мухи!

Оценив масштаб учинённого безобразия, прибавила шагу. Вот теперь я точно домой не вернусь. Иначе мне же всё содеянное и исправлять придётся. Да ещё и извиняться…

Только куда это я так бодро шагаю?

Ответ пришёл – как упал с небес: в обитель сестёр Храма. И нужны мне были там две вещи. Первая – зайти в расположенный рядом с обителью Храм, чтобы, положив руку на ларец святой Яниры, при свидетелях поклясться, что своими глазами видела измену мужа, и подать заявление о расторжении брака. А второе – сёстры давали на три дня приют всякому, кто в том нуждался. Простая келья, хлеб с водой два раза в день – но сейчас мне большего и не надо. Только дойти бы… живот начало неприятно тянуть, а поясницу заломило.

А перед этим нужно ещё заглянуть в ломбард – избавиться от тянувшего почти на стоун грудастого сфинкса.

– Вы уверены, что эти предметы – не краденые? – мужчина поправил пальцем пенсне на длинном носу, уставившись на меня поверх него в упор.

Я постаралась ответить бестрепетным взглядом. Будет жмотничать – ничего, кроме сфинкса, на грудь которого он таращился через лупу уже целых пять минут, не получит. Остальные вещи легче – отнесу куда-нибудь ещё.

– Абсолютно. Сама покупала эту старинную бронзу за восемьдесят соленов у Мартинеса. И так дёшево было только потому, что вместе с ней шла настольная лампа.

– А лампа где?

– На столе стоит. А где ей ещё быть? Часто вы встречаете ньер, которые с лампами в руках по улицам ходят? – не сдержалась я.

Оценщик скривился, не оценив шутки.

– Так вот. Продать это можно за сотню – сами видите клеймо. Меньше чем за шестьдесят – не отдам. Или не поленюсь отнести к Мартинесу. Думаю, тот не откажется взять пресс-папье назад.

Ух ты! Оказывается, один полезный навык за время замужества я все же получила – после хождений по три раза в неделю на рынок торговалась я, как дышала, с невозмутимым лицом карточного шулера.

Пальцы торговца чуть сжались. Ага, хороший признак – отдавать не хочет.