Уже рассвело, когда мы добрались до своего крыльца. Я едва ковыляла, цепляясь за руку Холта – чувствуя, что запал погас, фонтан иссяк, бобик сдох, а сама я свалюсь сейчас мешком прямо на улице, как те пьяные, которые после праздника храпели чуть не в каждой подворотне или канаве. Преимущество тёплого климата, так сказать, – где напился, там и спать завалился.
И в прихожей ноги всё-таки подкосились…
Рейн передал малышку заахавшей Бет – добрая кормилица так и не ложилась спать – ждала нас всю ночь. А сам подхватил меня на руки и понёс наверх, в спальню.
Что было дальше – не знаю.
Спала я до вечера. Открыла глаза и, вспомнив всё, встревоженно заозиралась – где мой ребёнок?
– Не волнуйся, вот она, рядом, в корзине. Дать тебе, кормить будешь?
Рейн, осунувшийся, ещё бледнее обычного, поднялся из кресла:
– Раз проснулась, пошлю Бетани за доктором – пусть придёт, вас осмотрит.
– Не надо, – отмахнулась я, – всё нормально. Теперь я сама себе доктор, и получше ньера Ильери.
– Тогда не мешаю. Как покормишь – позови. Переложу её назад в корзину, и, – замялся, – нам нужно поговорить.
Я кивнула, зачарованно глядя на покрытую светлым пухом головку у своей груди. Какие кулачки крошечные… и миниатюрные пальчики с малюсенькими ноготками. Одно слово – чудо!
Чудо засопело, из уголка мягкого ротика поползла белая струйка.
А я сидела, держала её на руках и смотрела, смотрела…
Наверное, Холту надоело ждать – он постучал сам. Следом вошла Бет с подносом: стакан чая с молоком, печёные яблоки с сахарной корочкой на блюдечке и на другом – три котлеты, от которых поднимался парок. Я, вдохнув запах, сглотнула. Сейчас сама слюной капать начну!
Когда Бет унесла пустой поднос, Рейн пересел в изножье кровати. Взглянул на меня, потом, потупившись, уставился в пол и заговорил:
– Ньера Алессита, я виноват перед вами…
Вздохнул.
Ого! А чего это он вдруг перескочил на «вы»? Вскинула на него глаза – чёрный и серьёзный, как гробовщик. Смотрит не на меня, а куда-то в пол.
– …Я представить не мог, что на нас нападут вот так, посреди дня, в людном месте. В результате моей недальновидности и беспечности вы и ребёнок чуть не погибли. Если вы желаете развестись немедленно, я дам согласие и подпишу все бумаги…
Ничего себе! Чуть прищурилась, пытаясь рассмотреть ауру. Похоже, говорит правду. Точнее то, что считает правдой.
– …Только оставьте ребёнку моё имя – это убережёт вас от претензий бывшего мужа. И позвольте обеспечить малышку и вас. К сожалению, больше ничем компенсировать причинённый ущерб я не могу. Единственно, когда завершу это дело, если вам будет это интересно, – могу представить вас ко Двору и помочь устроиться в столице.
И замолчал.
М-да. Если честно, я, пока кормила Соль, сама думала, как бы побыстрее развестись. Ведь в следующий раз может и не повезти. И вчера мы были на грани. Урони меня – бесчувственную – эти бандиты со ступеней, пни в живот – и моей девочки сейчас не было бы на свете. Рисковать ребёнком я не стану в любом случае – пиратство там или что. В первую очередь я мать. Во вторую – хочу позаботиться о себе. И хорошо понимаю, что не в моих силах противостоять тем, кто топит целые корабли и не боится похитить королевского эмиссара.
И, тоже честно, на Холта я была зла. Здорово зла. Знал же, во что втягивает! Хотя последствий и не предвидел. И не предполагал, что могу пострадать я.
Но, похоже, сам он корил и грыз себя ещё сильнее. Вот сидит несчастный и смотрит в пол. Но как он держался в том подвале! И, если уж быть честной до конца, виноват не он один. Ведь изначально он всего-то давал переписывать мне бумаги – рыться и копаться в том, что меня не касалось, начала я сама. Не задумываясь о последствиях. Вот и получила за любопытство.