– Он так пялится на меня, что я боюсь подавиться! – пояснила Изабель свое нежелание идти в трапезную. – Меня просто одолевает желание сделать ему какую-нибудь пакость!

– Так делайте, кто ж запрещает? – Анрион предложил локоть Беатрис и повел ее к выходу.

– Амулетов на нем немеряно, – призналась Изабель, принимая руку герцога-старшего. – Нет, пробить их можно без проблем, но тогда сразу будет ясно, чья это работа. А пакости надо делать исподтишка, самый смак в том, чтоб тебя не поймали.

– Любопытное у вас воспитание, леди, – сделал заключение Эрнольд.

Почуяв в этих словах изрядную насмешку, Изабель возразила:

– Воспитание у нас изумительно правильное, образцово-показательное. А вот наша реакция на это правильное воспитание крышесносная. Как там – действие равно противодействию? Вот и мы с Беатрис как могли противились вышиванию шелковой гладью подушечек под спину.

Герцог-старший не смог уловить связь между вышиванием и пакостями, но уточнять не стал – им навстречу торопился сам король Мэксимиэно. Анрион тихо пробурчал, загораживая собой Беатрис:

– Вот помяни черта…

– О, какое счастье лицезреть вас, прекраснейшие! – обратился король к девушкам, и лишь потом поприветствовал герцогов.

Попытался перехватить Изабель, потому что при приближении к Беатрис Анрион так свирепо сверкнул очами, что любой бы понял – пытаться уводить его спутницу опасно для собственного здоровья. Но Эрнольд тоже не позволил королю забрать свою спутницу, и раздосадованному гостю пришлось в одиночестве следовать за ними.

Весь завтрак он поедал глазами сидевшую напротив него Изабель, провожая глазами каждый проглоченный ею кусочек, отчего под конец трапезы она впала в холодную ярость и желала лишь одного – поскорее прибить назойливого ухажера. Поэтому, когда после окончания завтрака король недальновидно пригласил ее прогуляться в парк для приватной беседы, она отправилась с ним с такой зловещей предвкушающей улыбочкой, что герцог-старший опасливо спросил у Беатрис, не стоит ли ему готовиться к войне с Мумирией.

– Поскольку мы не смогли обеспечить безопасность нашего слишком предприимчивого гостя, ведь сейчас ему явно достанется от раздраженной леди, – пояснил он свои слова. – Хотя прибыл он без приглашения, его никто не заставлял появляться на этом злосчастном балу.

Его глаза помрачнели, и всем стало ясно, что он подумал о своей супруге. Не желая скорбеть о живом человеке, Беатрис сделала вид, что не поняла, отчего горестно замолкли оба герцога, и возразила, сама не слишком веря в собственные слова:

– Сестра вспыльчива, это неоспоримо, но вполне может держать себя в руках.

– Что ж, остается только на это и надеяться, – пробурчал Эрнольд и ушел в свой кабинет, приказав его не тревожить.

– Он страдает, – грустно пояснил отстраненное поведение отца Анрион. – Его можно понять.

– А я не понимаю, – холодновато призналась Беатрис. – Он же сам желал заменить надоевшую жену молодой и красивой виконтессой Забарской, что наглой девице открыто и пообещал. Так что гибель Генриетты – следствие его желания. Уверена, к ней он за столько лет совместной жизни просто привык. Пройдет время, и он ее забудет. Причем не слишком большое время.

– Я тоже так думал, – Анрион подвел ее к широкому окну с видом на все еще по-праздничному украшенный парк, и усадил на мягкий диван. Сам сел рядом, гораздо ближе, чем дозволяли приличия. Взяв девушку за руку, скованно проговорил хрипловатым низким голосом: – Дорогая, должен признаться, вы мне нравитесь так, как никто не нравился до вас. Если я попрошу вас стать моей женой, есть ли у меня надежда на ваше согласие?