В центре внимания была большая товарная доска в передней части офиса, такая, которая щелкала по старинке. Было очень интересно слышать «щелк, щелк, щелк». У них была галерея, с которой трейдеры могли наблюдать за доской, но она была так далеко, что нам пришлось использовать бинокль, чтобы увидеть цены. Это тоже было очень захватывающе – все равно, что смотреть скачки.
Впервые я понял, что ситуация может стать немного пугающей, когда по громкоговорителю прозвучал голос, рекомендовавший купить соевую муку. Я посмотрел на Джона, ожидая увидеть на его лице выражение уверенности. Вместо этого он уставился сам на меня и спросил: «Как вы думаете, нам действительно стоит это сделать?» (он смеется). Меня быстро осенило, что Джон вообще ничего не знает.
Помню, соевая мука торговалась довольно спокойно: 78.30, 78.40, 78.30, 78.40. Мы разместили заказ, а как только получили подтверждение, цены почти мистическим образом начали идти вниз. Как будто рынок понял, что я в деле, и воспринял это как сигнал к началу снижения. Наверное, у меня уже тогда были хорошие инстинкты, потому что я тут же сказал Джону: «Наши дела идут не очень хорошо, давай уйдем!» На этой сделке мы потеряли около 100 долларов.
Следующая сделка была по кукурузе, и произошло то же самое. Перед этим Джон спросил меня, стоит ли нам поучаствовать. Я ответил: «Да, давайте попробуем кукурузу». Результат оказался таким же, что и с соевой мукой.
Знали ли вы вообще что-нибудь о том, что делаете? Может, читали что-нибудь о товарах или трейдинге?
Ничего.
Вы хотя бы знали размеры контрактов?
Не знали.
Вы знали, сколько стоил один тик?
Да.
Очевидно, это было единственное, что вы знали.
Так и есть. Наша следующая сделка по пшенице тоже не сработала, после чего мы вернулись к кукурузе. На этот раз дело было лучше: нам понадобилось целых три дня, чтобы потерять деньги. Тогда мы оценивали успех по количеству дней, за которые их теряли.
Вы всегда выходили из игры после потери примерно 100 долларов?
Да, хотя в одной сделке я потерял почти 200 долларов. И еще я потерял около 500 долларов, когда Джону пришла в голову идея, которая должна была спасти положение. Мы покупали августовскую свиную грудинку и продавали февральскую, потому что спред был больше, чем транспортные расходы (общая стоимость доставки в августе, хранения и повторной доставки в феврале). Он сказал, что мы не можем проиграть на этой сделке.
Я довольно смутно понял идею, но согласился. Это был первый раз, когда мы решили пойти пообедать. Прежде мы были слишком заняты тщательным изучением доски, но на этот раз решили, что сделка «не может быть проиграна», поэтому можно спокойно уйти. К тому времени, когда мы вернулись, я был почти уничтожен. Я до сих пор помню то чувство шока, ужаса и недоверия.
Никогда не забуду образ Джона. Это был очень грузный парень в толстых непрозрачных очках, который подошел к доске котировок, стукнул по ней кулаком и закричал: «Неужели никто не хочет получить гарантированную прибыль?!» Позже я узнал, что августовская грудинка не поставлялась в счет февральского контракта. Логика сделки, которой мы руководствовались, была изначально ошибочной.
Занимался ли Джон трейдингом раньше?
Нет.
Так откуда же он взял эту историю об удвоении ваших денег каждые две недели?
Понятия не имею, но после этой сделки я был раздавлен. Я сказал Джону, что думаю, что знаю столько же, сколько и он – то есть ничего, – и поэтому должен его уволить. Больше никаких картофельных чипсов и диетической газировки. Его ответ я тоже никогда не забуду. Он сказал: «Вы совершаете самую большую ошибку в своей жизни!» Я спросил его, что он собирается делать. Он ответил: «Я поеду на Бермуды мыть посуду, чтобы сделать торговую ставку. Потом я стану миллионером и уйду на пенсию». Меня позабавило, что он не сказал: «Я поеду на Бермуды и устроюсь на работу, чтобы сделать торговую ставку». Он был очень конкретен: он собирался мыть посуду, чтобы получить свою трейдинговую ставку.