А ведь ещё и курсовую работу заново придётся делать, если не удастся всю эту фейскую шерсть сбрить. Я ведь создавал эдакое вместилище для запаса магии – нечто вроде фамильяра у ведьм, но для некромантов.
Но в нынешнем облике Хыртонь больше подходит для подачи пирожных на чаепитии, а не для сопровождения на погост. Так и вижу: шагаю я весь такой суровый с посохом, сверкающим зелёными молниями, а за плечом грозно сопит меховой шарик с розовыми крыльями – да мертвяки в прах от хохота рассыплются.
Это, конечно, тоже вариант упокоения, но… какой-то позорный.
В другой ситуации я бы рвал и метал. А сейчас с трудом сдерживал хохот – ближайшие дни сулили массу развлечений, ведь Фиалка в том же положении, что и я, ибо ответственность за выходки Хыра магистр Айвен разделил между нами поровну.
Я создал эту тварюшку и упустил, а она подобрала и превратила в великого разрушителя… розово-лилового… пушистого… А-а-а, не могу! Как гляну на новый облик моего курсача, ржать начинаю. А девчонка так забавно шипит и гневно на меня зыркает, сдувая с лица непослушные пряди.
Красотка! И злость ей к лицу.
Виновник же торжества… кхм… разгрома, решив, видимо, больше не провоцировать меня своим видом на смех, прикинулся мохнатым мячиком и закатился куда-то в угол. Не прошло и пяти минут, как оттуда начали доноситься странные звуки.
Хыр-хрум-чавк!
Йоргов пёс! Что он там грызёт?!
Бросив обломки кресла, которые изучал, пока девчонка прикидывала масштабы ущерба, нанесённого любимым цветам декана, я рванул искать мелкого засранца. И нашёл – чтоб ему до конца жизни чихать! – под сваленным на пол столом, ножку которого он самозабвенно полировал зубами.
– Вот тьма! – выругался я.
– Хтонь! – воскликнула Фиалка, подкравшись сзади. – Зачем?
– Хыр! Я Хыртонь! – стукнул себя в грудь вредитель. – Збы чешутся. Ощ-щень!
Неужто, правда, мозг от лесного костегрыза? Они грызут что ни попадя на уровне инстинктов. Только вот разговаривать эта нечисть не умеет и вообще сообразительностью не отличается.
– Всё чеш – апчхи! – чешется! – Зверёк принялся яростно выкусывать что-то на меховом боку. – Не только збы! – выплюнул он вместе с кусочком розового подшёрстка.
– Эй, Фиалка? Ты никак блох ему наколдовала? – Я легонько взъерошил каштановую гриву девушки, за что получил ощутимый тычок под ребро.
Ну и острые у неё локотки, да и удар ничего так!
– Я Э-ми-ли, а не Фиалка! – произнесла она по слогам. – Нет у Хыра никаких блох. Это аллергия!
– На тебя, полагаю, и на твои девчачьи примочки. Ещё б косы ему заплела для полного счастья, – поддел её я.
– Нет! На тебя! – упёрла руки в бока Эмили и, гордо вздёрнув подбородок, уставилась на меня. Смешная. – Не обижай ты его и не мори голодом, он бы не искал защиты в моей комнате!
– Кто тебя обижал, наглая ты морда? – Я навис над лохматым шариком, который, казалось, стал ещё пушистей, потому что в лиловой шерсти не только глаза, но и его лживая пасть затерялась. – Отвечай!
– Никто, – медленно и чётко выговорил Хыртонь.
– А к Фиал… к Эмили ты зачем влез? Случайно? Правду говори, а то упокою прямо тут.
Девчонка попыталась возразить, но я жестом велел ей помолчать, и – о чудо! – она послушалась.
Не только хорошенькая, но и адекватная. Настоящее сокровище!
– Пахнет… – пробурчал Хыр из своего мехового «домика». – Эми вкусна!
А ведь и правда! Я не обращал внимания, но от девушки действительно исходил приятный аромат, кажется, каких-то цветов. Не фиалок, часом? Я в растительности не шарю.
– Я вкусная? Я?! – Округлила глаза Эмили. – Ничем от меня не пахнет! Разве что остатками чистящего заклинания. Или ромашковым чаем. Но уж точно не едой! – сказала она и интуитивно отступила… за моё плечо.