– Вы совершенно правы. – Он улыбнулся, и тогда я закончил фразу: – Нет смысла просить. Эти обстоятельства и так обсуждают на каждом углу. В подробностях.

Наследник Рино стиснул челюсти.

– Тогда я хотел бы поинтересоваться, откуда сплетникам известны эти подробности?

Нет, ну каков наглец! Наглец и дурак, раз делает гостю в лицо такие намеки.

– Понятия не имею. Как-то не привык вести задушевные беседы с чернью.

– Надо полагать, кто-то осведомленный пустил соответствующий слух, – продолжал мальчишка скучным голосом.

Похоже, Риккардо хотелось назначить виноватого в бесчестии сестры. Я решил его не разочаровывать.

– Надо. Полагать, ага, – согласился я с многозначительной ухмылкой. – Осталось понять – кто. Загадка, правда?

Франческа

– Вы хотели меня видеть, отец?

– А. Заходи, – он откладывает перо и смотрит на меня в упор. На секунду на лице родителя мелькает тень той, прежней ярости, и я вздрагиваю, но тут же беру себя в руки. – Садись.

По тону ясно, что разговор намечается серьезный. Мысленно перебираю свои провинности за последнюю неделю и не нахожу ничего такого, что заслужило бы выволочки.

Зачем он меня вызвал? И почему так зол?

Опускаюсь в кресло и смотрю на него снизу вверх, внимательно и кротко, как прилежная дочь. Его взгляд смягчается.

– Плохие новости. До Альвареса дошли слухи. Он расторг помолвку.

Закрываю глаза, вцепляюсь пальцами в подлокотники. Только не улыбнуться! Только не выдать облегчения и счастья! Надо срочно подумать о чем-нибудь грустном. Или гадком.

Об эпидемии холеры, что случилась в прошлом году.

А в груди все равно птицей трепещет и поет восторженная радость. Приговоренный преступник, уже готовый взойти на эшафот, но вдруг помилованный монаршим указом, – вот кто смог бы меня понять.

– Ты создала нам огромные проблемы.

Я покаянно киваю.

Знаю.

– Надеюсь, ты хотя бы не понесла от этого мальчишки?

Невольно краснею. Моя дуэнья, вдова Скварчалупи, услышав подобный вопрос, упала бы обморок. Она всегда твердила мне, что такие темы не обсуждают с мужчинами. Даже с отцами.

Вспоминаю улыбку Лоренцо. Белозубая на смуглом лице, и черные глаза блестят.

Хотела бы я понести? Представляю себя с пищащим комочком на руках. Малыш, похожий на меня и на Лоренцо. Память о моем коротком замужестве.

Должно быть, я – скверная женщина с холодным сердцем, но не могу сказать «да». Роды – это страшно. И разве я смогу быть матерью, когда сама еще ребенок?

– Нет, я не в тягости.

Уже несколько дней, как я точно знаю – та неловкая, стыдная ночь не принесла плодов. Пожалуй, так лучше для всех. С моего отца сталось бы приказать снести младенца в горы и там оставить.

– Я устроил тебе блестящую партию…

И правда блестящую. Эрнесто Альваресу сейчас за пятьдесят, его дочь старше меня, а сам он славится буйным нравом и жестокостью.

Я не стала спорить, когда отец объявил о помолвке. Мне совсем не хотелось лишний час стоять на горохе. Но я решила, что это случится не раньше, чем замерзнут адские пустоши.

Знаю, это эгоизм. Знаю, мой долг дочери – подчиниться. И постараться стать Альваресу хорошей женой.

Все знаю.

Отец все же ловит тень улыбки на моем лице и начинает кричать. Я принимаю покаянный вид и снова думаю о Лоренцо. Вспоминаю, как он рисовал мой портрет. Каждый день, с девяти до одиннадцати, пока солнце не поднималось слишком высоко. Моя дуэнья – вдова Скварчалупи – сидела в углу с вышиванием, а он смотрел на меня и улыбался. И я улыбалась в ответ, казалось – происходит что-то особенное, чего никогда не было в моей жизни. Вспоминаю тайные поцелуи, случайные соприкосновения рук во время обрядов в храме, записки. И как он ночью – безумец – дерзнул пробраться на балкон моей комнаты, чтобы сделать признание. Словно знал, что меня притягивают безумства и дерзости.