– Сейчас я тебя развяжу, чтобы ты могла одеться. Я кое-что захватил из твоего дома.

– Ты еще и вор! – бросила Йофрид презрительно.

– Предпочла бы ходить голой? – Ответа не последовало, и Харальд добавил:

– А это, чтобы ты не попробовала сбежать!

Скрипя воротом, натянул тетиву на арбалете. Взял его тогда у убитого, но до сих пор возил как бесполезную тяжесть.

Одним движением перерезал веревки. Она осталась лежать неподвижно, только морщилась – кровь приливает к застывшим конечностям, там сейчас колет сотнями иголок.

– Будешь смотреть? – Вопрос прозвучал вызовом.

– Нет, – ответил Харальд, отворачиваясь. – Но бежать даже не пробуй, как и ударить сзади.

Стоял, держа тяжелый арбалет. В сердце не было уверенности, что сможет спустить тетиву, если придется стрелять в девушку. Все же она нужна ему живой и здоровой.

За спиной что-то шуршало и шелестело. Затем надменный голос произнес:

– Можешь повернуться!

В простом сером платье она выглядела словно сердитый воробей. Глаза сверкают, нос гордо вздернут. Того гляди клюнет.

– Надеюсь, что ты умеешь ездить на лошади? – спросил он, опуская арбалет. – Седло, правда, не женское. Придется ехать по-мужски.

– Я хочу есть, – сказала она, на бледных щеках вспыхнули алые розы румянца, – и… в туалет!

– Вон там хорошие кусты, – проговорил он, указывая на место, где орешник был всего гуще. – Но только ты все время должна петь. Чтобы я слышал, где ты находишься. Ясно?

Она не ответила. Не глядя на него, повернулась.

Голос у Йофрид оказался сильный, но в детстве ей на ухо явно наступил медведь. Харальд невольно вспомнил, как пела Лия, нахлынули воспоминания о давних днях ученичества…

Йофрид появилась сердитая, словно ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Покорно сжевала то, что Харальд ей предложил, морщась, запила трапезу слабеньким пивом.

– Готова? – спросил он, когда ополовиненная фляга была упрятана в сумку. – Тогда иди сюда, я свяжу тебе руки.

Кисти у нее были маленькие, но сильные. Харальд крепко связал запястья, подергал веревку, проверяя узлы.

– Так, теперь я тебя подсажу. Забирайся на лошадь, бери поводья. Держать их можно и со связанными руками.

Он подставил сцепленные руки. Она ловко оперлась башмачком, взлетела в седло. Хлопнуло платье, на мгновение обнажив крепкие лодыжки, и вот уже девушка сидит в седле так уверенно, словно всю жизнь в нем провела.

– Сейчас свяжу ноги. – На мгновение он отвлекся на веревку, которая вздумала свернуться петлями, и тут что-то твердое ударило в лицо.

От резкой боли и неожиданности Харальд отступил на шаг, зацепился за кочку. Неловко упал на задницу, досадливо мекнув.

Послышался удаляющийся легкий топот.

– Мать демонов! – выругался Харальд, поспешно вскакивая. Проклятая девчонка ударила его ногой! Вздумала бежать, тварь!

Не обращая внимания на текущую из рассеченной брови кровь, он бросился в погоню. В два прыжка преодолел поляну, с треском, словно кабан, вломился в заросли кустарника.

Впереди мелькала спина беглянки. Лошадь шла неохотно, к тому же от страха девушка, похоже, плохо различала дорогу. Не сделав и десяти шагов, забралась в густой ельник. Лошадь недоуменно фыркнула и остановилась.

Харальд подскочил, грубо ухватил пленницу за волосы, сдернул ее с седла.

Когда поднял, глаза у нее были большие, будто у совенка, нижняя губа закушена. Девушка сжалась, втянула голову в плечи. Харальд замахнулся – ударить беглянку по лицу, но вид у нее был до того жалобный, что бить не стал. Опустил руку, сказал, стараясь, чтобы голос звучал зло:

– На первый раз прощаю! Еще попробуешь сбежать – выпорю, как тордарову козу! И рука у меня поднимется, ты мне в дочери годишься!