«Я прекрасно понимаю, к чему этот Бальсан хочет привести наше знакомство», – чуть не сказала я, но придержала язык. Адриенна все еще лелеяла надежду встретить своего рыцаря и выйти за него замуж, но я сомневалась, что кто-нибудь (разве что сын мясника) увидит в нас нечто большее, чем просто забаву.

Это было летом 1904 года.

Карточку его я, конечно, спрятала в карман и сразу про него забыла, но оказалось так, что этот человек стал моим спасителем.

Этьен Бальсан все-таки появился у нас в мастерской, и мадам Г. взволнованно трепетала, когда он отдавал ей для починки несколько рубашек. Впрочем, я не нашла в них ни единой дырочки, и на меня это никак не подействовало. Тем не менее он настойчиво продолжал заходить ко мне после работы, предлагая покататься в экипаже, прогуляться по площади или поужинать. Частенько приводил своих богатых друзей, сыновей влиятельных родителей, которые, как и он, были связаны с военным ведомством, хотя, в отличие от него, все страстно желали, чтобы поскорей разразилась война с Пруссией или Германией.

Бальсан лишь ухмылялся, когда они топали сапогами, заявляя, что истинный джентльмен может доказать свою храбрость только на войне.

– Пока немцы не нападут, они так и не узнают, в чем разница между пушкой и обыкновенной трубой, – говорил он, наклоняясь ко мне. – Вот таких дураков порождают деньги.

Несмотря на все свои опасения, я находила его сдержанное остроумие довольно забавным. Но сам он меня не очень привлекал, хотя и не подавлял своим высоким положением. Следующие несколько месяцев промелькнули в круговороте веселых обедов с вином; с нами была и Адриенна. Я питалась лучше, чем когда бы то ни было, и по городу нас всегда сопровождали знатные холостяки из офицерских казарм, чаще всего барон Морис де Нексон, совершенно очарованный Адриенной, которая отвечала ему взаимностью, поскольку он по всем статьям соответствовал ее представлениям о настоящем рыцаре. Но у нее были и другие поклонники, которые ходили за ней по пятам. Неожиданная популярность страшно взволновала Адриенну. И она не давала мне уснуть, до рассвета обсуждая со мной, кого из них осчастливить своей благосклонностью.

Свою долю мужского внимания получала и я. Мои сомнения насчет собственной внешности серьезно поубавились. Друзья Бальсана осыпали меня столь горячими комплиментами, что у меня даже возникло искушение поверить им. Тем не менее верила я не очень, поскольку уже успела выработать в себе серьезное недоверие к лести. С беззаботным смехом я отмахивалась от комплиментов, которые расточали мне отпрыски благородных семейств. Днем я тяжко трудилась в Доме Грампейр, а несколько вечеров в неделю пела в «Ротонде», а потому не желала, чтобы на меня смотрели как на нищую швею, готовую пожертвовать своей добродетелью и лечь в постель с каким-нибудь богачом. Каждый лишний заработанный мной сантим я складывала в жестянку, спрятанную под половой доской. И продолжала отделывать шляпки, хотя мадам Г. отказывалась продавать в своем магазине «этот ужас» и мне приходилось самой носить свои творения, тщетно надеясь привлечь внимание какой-нибудь модистки.

Бальсан регулярно посещал мои вечерние выступления. Стоило только вглядеться в зал сквозь густые клубы табачного дыма, поднимающиеся над столиками, как я видела его на своем обычном месте, неподалеку от сцены. Он сидел, положив ногу на ногу в дорогих итальянских ботинках, одетый в плотно облегающую военную форму синего цвета с эполетами, а порой и в строгом штатском костюме, но неизменно с улыбкой на губах.