Ох эта магия Африки…
Он вдруг понял, что ревнует. Ревнует к будущему, которое еще не наступило.
Он знал, что все в этой Африке будет совсем не так. Скорее всего, это будет лагерь на грани полной антисанитарии, в грязи, среди множества мух. Множество больных, нехватка продуктов, крики, плач, понос и лихорадка. Умершие дети. Драмы на каждом шагу. Это все равно что заглянуть в бездонный колодец. И этого не избежать. Его охватила тревога.
– Ты вернешься оттуда сильно изменившейся, – сказал он. – Не такой, как прежде.
Они помолчали.
– Но я еще не приняла решения, Мартен…
– Ты в этом уверена?
Он поднялся. Побрел на кухню. Открыл окно и закурил сигарету. Вот всегда так. Все, что жизнь дает вам, она рано или поздно забирает. Все, чего ему больше всего хотелось, у него всегда отнимали. По какой-то непонятной причине все, к кому он привязывался, его бросали. Он не верил в судьбу. Наверное, дело было в его собственной натуре.
Он затянулся сигаретой, вслушиваясь в тулузскую ночь. Она была полна звуков, не похожих на звуки саванны, но хищных зверей и здесь хватало: и леопардов, и гепардов, и гиен, и львов… Что же за хищники гнались за Мусой Сарром? Какую цель они преследовали? И кто был сам Муса? Такой же хищник, только послабее, или беззащитный травоядный?
Этот вопрос неотступно преследовал Серваса. А что, если эти хищники были выходцами из полицейских? Из близкой ему среды? Что, если враги притаились внутри? Как они отреагируют, если он к ним подберется?
Самира Чэн выключила «Slayer»[26], вылезла из «Клио», которую только что забрала из ремонта, и ступила на грязное поле в двадцати километрах от Тулузы, заменявшее сад. Большой старый дом был погружен во мрак. Самира купила это странное, полное закоулков, кособокое строение десять лет назад. С тех пор она постоянно его подправляла и доделывала. Она не торопилась: работала понемногу, в зависимости от своих скромных ресурсов и возможностей любовников, которых она отыскивала среди каменщиков, кровельщиков или сантехников. Холостякам, качавшим мускулы в спортзалах, и бородачам, которые нагуливали хорошее настроение, поедая биодобавки, Самира предпочитала тех, кто работал руками и умерщвлял свою плоть этой изнурительной работой.
Короче говоря, они не пытались руководить, зато в постели часто были на высоте.
Самира сознавала, что такое суждение высокомерно и даже унизительно, но в ее глазах это был комплимент. Она ценила такие достоинства, как простота, грубоватая откровенность и полное отсутствие лицемерия – иными словами, право говорить без обиняков. Ей нравились мясная пища и секс без всяких сантиментов и трепотни. Она очень любила Мартена, но ни за что не стала бы жить с таким любителем все усложнять… Не говоря уже о том, что он был не в ее вкусе, а музыку слушал так и просто стариковскую.
Возле входа она увидела мотоцикл, стоящий на упоре, и повернула ключ в замке. Потом попыталась включить рубильник. Ничего. Полная темнота. Сердце билось все быстрее и быстрее. Самира осторожно двинулась по полутемному коридору. В доме царила абсолютная тишина.
– Есть здесь кто-нибудь? – крикнула она.
Никакого ответа. Ночь была очень ясная, и волна размытого сероватого света струилась по застекленной части двери. Внутри та же светотень, точнее, больше тень, чем свет, переливалась по коридору. Она шла медленно, вся напрягшись, готовая в любой момент отпрыгнуть. Вдоль стен все еще стояли банки с краской и пластиковые баки, за которыми можно было легко спрятаться.
– Есть здесь кто-нибудь? – повторила она.