Люс могла держать пари – про сцену в саду Зульфия слышала от той же подруге. Просто у обеих А-Гард была одинаково цепкая память на фамилии и всякие названия.

– Боюсь, что на сцене ты ее не увидишь никогда… – загадочно намекнула Илона.

И тут у Люс включилась зрительная память!

– Постойте! – воскликнула она. – Да я же ее видела! Ну точно! Помнишь, Зульфия-джан? По видео! Она тогда пела, стоя в темном углу сцены, да еще за тюлем, по которому пускали всякие световые эффекты! Потом еще говорили, что она недавно перенесла пластическую операцию, шрамы еще не зашлифованы, а на грим у нее аллергия.

– Все гораздо проще, – объяснила Илона. – Марианна Ольдерогге, она же – Серебряная Свирель, никогда не выйдет на сцену, хотя все оперные театры мира мечтают об этом и предлагают ей невероятные гонорары. Если бы вы ее видели – вы бы онемели. Она весит по меньшей мере центнер.

Зульфия и Люс переглянулись.

– Но ведь в наше время от этого можно быстро избавиться, разве нет? – кое-как спросила Зульфия, потому что пауза уж очень затянулась.

– Недавно она совершила очередную попытку. И как раз в этой клинике. Свирель потеряла примерно двадцать кило, страшно обрадовалась, но голос стал катастрофически портиться. Оказывается, этот самый жир служил каким-то там резонатором вот тут… – Илона показала себе на грудь. – Тогда Свирель набрала опять свой центнер – и голос вернулся. Представляете? Она все свои гонорары тратит на лечение, между прочим. И вот в лаборатории доктора Вульфа разработали ей какую-то особую методику обследования. То ли вчера, то ли сегодня должен быть окончательный результат. То есть – есть у нее шанс и похудеть, и голос сохранить, или медицина действительно бессильна. Так что я мчусь брать у них у всех интервью!

Илона посмотрела на часы.

– Вульф обещал принять меня через десять минут. Это будет интервью века! Бюллетень всемирного конкурса – там уже вышли два номера, и в каждом у меня интервью! – заплатит столько, сколько я пожелаю, даже если это будет что-то вовсе астрономическое!

– Это они обещают или действительно заплатят? – уточнила Люс.

– Заплатят. Потому что никто больше не знает, где сейчас Свирель, а мне сказал сам Вульф… да и попробовал бы не сказать!

Илона заявила об этом так, что сразу стало ясно – Вульф играл-таки некоторую роль в ее бурной молодости.

Тут мимо них пролетела на хорошей скорости длинная серебристая машина и красиво вписалась в поворот.

– Да это же Вульф! – воскликнула Илона. – Ну, девчонки, я понеслась!

И она захлопнула дверь автомобиля.

Люс и Зульфия проследили, как и машина Илоны вписалась в тот же поворот – туда, где кленовая аллея длиной километра этак два вела к главному въезду на территорию клиники. Причем Зульфия молчала, а Люс бормотала себе под нос нечто невразумительное, но очень сердитое.

– Совершенно верно, – согласилась Зульфия. – Нам в десанте недоставало только колоратурного сопрано. И наверняка эта Свирель – девица капризная и к жизни не приспособленная.

– Тем лучше, – буркнула Люс. – Мои шансы повышаются. Теперь главное – примчаться в институт до того, как эта Драйзер обнаружит побег нашей примадонны и поднимет шум.

Тут за спиной у них послышалось кряхтение. Люс обернулась и увидела, как Свирель с трудом выдирается из дырки.

– Это Вульф проехал, – сообщила певица. – Знали бы вы, каких глупостей он мне наговорил! Вы, мол, не отчаивайтесь, ваш талант, ваша слава, ваше будущее, виши горизонты!… Неужели он в самом деле ничего не понимает?

– Ишак, – философски заключила Зульфия.