В Харьков молодой человек попал по направлению – в те годы многих способных рабочих отправляли получать образование, а он был известен как музыкант – сам освоил гармонь и баян, играл на всех праздниках. Но профессионального музыканта из него не вышло, Марк Гаврилович признавал, что «не по его образованию был этот институт – два года он «вгрызался» в науку, пытался понять теорию, гармонию, а заодно и политэкономию, без которой в то время ни одна специальность не обходилась – и все, терпение его иссякло».

Вот как колоритно о том периоде «интеллигентства» рассказывал сам виновник:

«А дальший – у тридцать втором году – меня высунули в «интеллигенцию»… Тада много способных хлопцев послали на высшее образование. Меня у Харькивский муздраминститут. Он тада вокурат стояв на Бурсацким спуски. Выдержав я етый институт усего два года. Вот где, братва, испытав я исключительный позор и голод… А голод у етых 32–33 году был ужас какой, та што там, мамыньки родныи… Ну, образование у меня што? – четыре класса поповський школы, ну, немнога техникума у Кривом Рагу. А тут тебе и политэкономия, и «Капитал» Маркса… Куда мне усё ета…

– Да-а, вволю тогда надо мной посмеялися городские хлопцы. За что, правда, неоднократно были христосованы мною, пока усе не попритихли… Та я и сам чую – ну куда мне за ими, отстаю. Да я ноты одни полгода вчил. А там и теория, и гармония… Выйду до доски – лицом стану, путаюся, усе смеются; спиною стану – усе штаны у латках, смеются. На мне усе трусится, еле здержуюсь… Стипендия гроши, кишки трищать, одеть нема чего… Хоть караул кричи… Да-а…

…И тут вокурат устроился я ув одной школи детям на переменках играть. У раз – десять рублей! А?? Ага! – вижу дело пошло чуковней»[5].

А вскоре он познакомился с утонченной девицей, о которой еще несколько лет назад бы точно знал: не своего круга, и доступа к ней нет. Но годы революции изменили общество, да и девица жила не в полатях, и училась не в Институте благородных девиц. А вскоре и то советское учебное заведение, где училась Елена, ей пришлось оставить, ведь она встретила серьезного мужчину, прошедшего горнило войны, влюбилась и забеременела.

И ведь познакомился как раз с ученицей-комсомолкой той самой школы, где он устроился с ощутимой материальной пользой играть на баяне. Можно указать, что Марк Гаврилович всегда слыл (то ли так было на самом деле, то ли он себе приписывал подвиги) любвеобильным кавалером. О своем знакомстве с будущей супругой Марк рассказывал буквально следующее[6]:

«И тут смотрю – секретарь комсомольский организации, такая крепкая, здоровая, цыцохи большие, глаза прия-а-тныи… Ну, я ей и говорю: «Будь ласка, барышня, помогите мне детей организувать». Так нежно ей говорю, ну, словум, подлажу до ней…

«Ну, конечно, пожалуйста, дядя Гриша», – так интеллигентно отвечаить. А меня тогда «Гришую» звали. А то, говорить што ета у тебя за имя – Марк? Нерусское ета имя… Ну як же не русское? Як же не русское, если я родився 23 апреля, на день святого Марка. Так меня Маркую и назвали… Да у меня усе братья: Иван. Мишка, Егор, батька Гаврила Семенович, мать Федора Ивановна – усе русские, да уся деревня русские… У нас других зроду и не було…

…Да-а, так вот ета самая комсомольский секретарь говорить мне: «Дядя Гриша, с удовольствием помогу вам, только расскажите, научите, пожалуйста»…

…Вот я и навчив на свою голову. Вже тридцать лет вчу… Ета ж и была Лялюша. Ну, Леля… Елена Александровна Симонова. Люсина мать…»

Как пишет Е. Мишаненкова: «Вот так и состоялось его знакомство с Еленой Симоновой. Она в то время училась в девятом классе, была младше него на девятнадцать лет и, конечно, смотрела на него как на взрослого дядю. Синеглазый, темноволосый, с ослепительной улыбкой, музыкальный и пластичный, танцующий лучше всех вокруг – он был словно живым воплощением того праздника, о котором она в родном доме уже и забыла. «Может, тогда и надо было мне от него отойти, но куда? – вспоминала она о том, как он сделал ей предложение. – У мамы моей мрак. А ко мне никто в жизни так не относился, а я уже привыкла, что есть Марк. Потом изучила его характер, обходила углы, чуяла, откуда ветер. Всю жизнь как на бочке с порохом. А мама с тетей Лидой еще ничего тогда не знали. Потом узнали: в школу ходить перестала».