– Есть идеи получше? – язвительно поинтересовался третий врач, обладатель баса. Низкий голос не очень вязался с нескладной худощавой фигурой.

Похоже, идей получше ни у кого не было, и беседа на время затихла. Почему доктора выглядели такими растерянными? Интерны, что ли? Скорее всего. Лица очень молодые. А Даркус, о котором они говорят, видимо, их наставник. Странная фамилия. Или это имя? В любом случае, очевидно, что иностранец. И, похоже, высококлассный специалист, в отличие от этой растерянной троицы. Валерии не хотелось, чтобы её лечили неопытные врачи. Так, чего доброго, к основной болезни может ещё и осложнение добавиться. Стоп! А что, собственно за основная болезнь? Что за хворь приключилась с Лерой? Почему она в клинике?

Валерия напрягла память, пытаясь восстановить события последних дней. Вроде, всё было, как обычно. Учёба в ненавистном юридическом, куда поступила по настоянию отца, и подработка в фирме, которая организовывала детские праздники.  Вечером пару часов за ноутбуком, а с утра по новой – институт и работа. Воспоминания обрывались ночью четверга. Как легла спать, Валерия помнила, а вот что случилось потом – смутно.

Додумать эту важную мысль Лере помешало внезапно нависшее над ней лицо ребёнка. Работа с детьми научила безошибочно определять возраст – малышу два с половиной, три года. Интересно, откуда он взялся в больничной палате. Большие серые глаза изучали Леру серьёзно и сосредоточенно. Она даже засомневалась, правильно ли определила, сколько малышу лет. Уж больно взгляд его был вдумчив. Однако через несколько секунд милая мордашка начала морщится. Детскую мимику Валерия тоже умела распознавать с лёгкостью – сейчас ребёнок заревёт.

И действительно в следующее мгновение комната затряслась от громкого заливистого плача. Вообще-то, Лера привыкла, что, глядя на неё, дети улыбаются, а не хмурятся. Ведь чаще всего на утренниках исполняла роль «доброй феи». Чем выгодно отличалась от своего партнёра Пашки, который порой так вживался в образ Бармалея, что мог довести маленьких зрителей до слёз.

И вдруг Валерия поняла, отчего плачет ребёнок. Она, наконец, вспомнила события пятницы. Правда, не все, а только один маленький фрагментик. Но этого хватило, чтобы сердце ухнуло и неровно затрепыхалось в груди, а во рту стало неприятно вязко. В памяти всплыло падение с одиннадцатого этажа и удар об асфальт. Почему это случилось, Лера вспомнить не могла, но зато пришло осознание, чего испугался малыш – её изуродованного тела.

Руки мгновенно ощупали лицо: щёки, нос, лоб – всё на месте. Никаких шрамов, никаких повязок, даже обыкновенного пластыря не обнаружилось. Лера вздохнула с облегчением, и приступила к исследованию тела. Только сейчас она заметила, во что одета – бесформенный балахон. Правда, не такой, как на врачах. Её салатного цвета одеяние было чуть выше колен, без рукавов и капюшона – напоминало ночную рубашку. Не шедевр швейного искусства, но для больницы сгодится. И главное: под ней, под рубашкой, тоже всё было в порядке. Ни единого повреждения на теле не обнаружилось. Удивительно. Как такое возможно? Может, Лера и не падала ни с какого одиннадцатого этажа. Может, ей это всё просто приснилось.

Вообще-то, Валерия по жизни была оптимисткой. Поэтому сразу же поверила собственным предположениям, и даже построила довольно правдоподобную теорию, объясняющую происходящее. Лера подхватила какой-то вирус. У неё поднялась высокая температура. Были бредовые видения. Но потом кто-то вызвал скорую, и Валерию забрали в больницу. Здесь её привели в чувства эти, хоть и неопытные, но, видимо, довольно осведомлённые интерны.