– Там ещё есть сундук, мастер.

Я шагнул ближе. А Тай вытянул бревно из ямы, отошёл в сторону и, подняв его, ударил в землю. «Гуп» – коротко и глухо сказало бревно. Тогда японец вернулся и запустил бревно снова в дно ямы. «Гомм» – послышался звук, как от удара в пустое.

– Вот это да! – зачарованно произнёс кто-то из мальчишек.

– Копай дальше, – сказал я японцу.

Тай кивнул и, взяв лопату, спрыгнул вниз.

Прибежал Носатый и подал мне напильник. Стайка мальчишек тотчас же разделилась. Одна половина сгрудилась вокруг ямы, встречая и провожая взглядами летящие из неё комья земли. Вторая взялась наблюдать, как я спиливаю одно из держащих замок колец.

И вот, я допилил, разъял и положил в карман ржавое кольцо из мягкого, «сырого» металла, а Тай и Носатый подтащили и поставили рядом второй, такой же точно сундук. Я передал Носатому напильник, и он взялся точить. А я медленно и осторожно, навстречу взглядам Эвелин и Власты, отпахнул крышку.

Ткани. Синяя, цвета индиго. Я осторожно достал, разложил на скамье. Длинный мужской плащ с отделкой из металлических бусин. На его железной застёжке в виде восьмиконечной звезды блестела выпуклая монограмма в виде двух букв «DD». Затем появились на свет малиновый мужской камзол, необычно короткий; испанского кроя короткие пухлые штаны; белые чулки грубой вязки и почти не ношенные башмаки со шнурами. Под ними был пояс с металлическими бляшками, шириною в пол-ладони, и на поясе – в отделанных самоцветами ножнах, с костяной рукоятью кинжал. Я снял ножны с пояса и передал кинжал Таю, чтобы он оценил сталь и ковку. Мальчишки, словно голодные гусята, тут же вытянули шеи и приклеились взглядами к старинному кинжалу. А я снова погрузил руки в сундук.

Теперь на лавку легли розовые, белые и пурпурные ткани: полный наряд дамы для торжественных приёмов или для поездки ко Двору. Странный головной убор, как колпак звездочёта, очень жёсткие кожаные туфли, мешочек с какими-то склянками и веер.

Ниже в сундуке были уложены нераскроенные куски тканей, преимущественно шёлковых. В своё время, очевидно, они были довольно ценны, так как в перевязанных тесьмою рулонах находились даже совсем небольшие обрезки.

Затем сундук отдал последнее содержимое: завёрнутые в белые тонкие полотенца два бронзовых подсвечника, и с тем же узором литья зеркальная рама с мутноватого стекла зеркалом.

– Ни золота, – подытожил я, аккуратно укладывая костюмы назад, – ни серебра.

– Так, мастер, – кивнул мне Тай. – Верхний сундук и должен быть не очень ценным.

– Утомился я, мистер Том, – проговорил Носатый, с болезненной гримасой распрямляя спину. – Да и напильник уже такой горячий, что больно держать.

Кивнув, я принял у него напильник, обмотал наконечник куском ткани и, взявшись со свежими силами, быстро допилил кольцо.

Но, едва приподняв крышку, я тут же опустил её и взволнованно проговорил:

– Это будем разбирать на столе. Несём домой!

– Он тяжёлый, – озабоченно сообщил мне Носатый.

– Немудрено, – ответил я, улыбаясь. И, взглянув на Эвелин, пояснил: – Там старинные книги.

О восторг обладания драгоценным предметом! О медовая, льющаяся прямо в сердце, пьянящая радость! Такая радость, какую не вызвали в моём сердце ни гроуты, песо, дублоны, нобли и соверены пиратского сундука, ни часы сэра Коривля, ни чёрный жемчуг, ни золотая посуда древних владельцев Шервуда. А вызвали которую старинные, с муаровым узором в обрезах рукописные книги, тяжёлые, облачённые в мощные переплёты, сделанные с трепетной тщательностью, живые.

Теперь уже Эвелин сидела на моём стуле, а я, стоя рядом, вынимал тяжкие фолианты и передавал ей.