У швейцарцев есть собственный миф об основании их страны – столь же для них значимый, как и «бостонское чаепитие» для американцев. Это сказание XIV века о Вильгельме Телле. Любой школьник знает, что Телль нанес оскорбление императорскому сборщику налогов и в наказание должен был сбить стрелой яблоко, поставленное на голову собственного сына. Легенда об отважном горце-лучнике, не признававшем власти австрийского императора, отображает идеальный образ Швейцарии, сложившийся у самих швейцарцев, – образ гордой высокогорной страны. Этот образ прекрасно соответствует такому исконно швейцарскому понятию, как Sonderfall, – представлению о том, что Швейцария занимает в мире более чем особое, более чем высокое место^>11.

Исторически швейцарцы веками организовывались в большие общины горцев, полагающихся только на собственные силы, что делало невозможным установление в стране власти иноземных захватчиков. Как страна Швейцария была создана из отдельных, самостоятельных, слабо связанных между собой административных единиц, разъединенных глубокими горными ущельями. В стране насчитывается четыре языковые группы. Германоговорящее большинство проживает на территории вокруг Цюриха, на востоке и в центре страны. Франкоговорящее меньшинство сосредоточено вокруг Женевы на западе страны. Еще меньшую группу составляет италоговорящее население, компактно проживающее вокруг Лугано на юге страны. Совсем маленькую ретороманскую группу представляют швейцарцы, населяющие одну долину на юго-востоке и говорящие на архаическом романшском языке. Однако надо понимать, что подобное лингвистическое членение Швейцарии очень приблизительно: прежде всего оно не совпадает с этническо-административными границами между кантонами и общинами; далеко не всегда соответствует конфессиональным различиям, существующим между протестантами и католиками; и совсем не отражает идеологических разногласий.

Обычно из-за такого этнического, языкового и культурного многообразия возникают сложнейшие проблемы, но швейцарцы научились их обходить. Во-первых, при помощи специфической внешней политики – они сохраняют нейтралитет во всех внешних конфликтах. Например, присоединение к Франции или Германии во время войн между этими странами могло столкнуть франкоязычное население с германоязычным и привести к гражданской войне. В Швейцарии традиции нейтралитета очень давние, но формально они были признаны только в 1815 году на Венском конгрессе, когда европейские державы гарантировали ей «вечный нейтралитет». Во-вторых, для преодоления внутренних разногласий швейцарцы используют продуманную политическую систему предельной децентрализации власти. При всей сложности и даже запутанности своих государственных структур, Швейцария является страной прямой демократии, а ее территориально-административные единицы обладают большими полномочиями. Все конституционные вопросы решаются исключительно при помощи референдумов – их проводят так часто, что швейцарскому правительству всегда удается опережать на шаг назревающее в обществе недовольство. Швейцарцы, как объясняет историк из Кембриджа Джонатан Стейнберг, «верят, что всегда можно прибегнуть к политическому компромиссу и всегда найдется тот или иной конституционный механизм, который позволит преодолеть любую трудность». Швейцария представляет собой «веками складывавшуюся территориальную общность, которой удалось избежать централизации, столь характерной для новой истории. Этот осколок Священной Римской империи сумел пережить и взлет и падение современного централизованного государства»