Мысль отца Камертонга, похоже, двигалась в том же направлении. Он на секунду прервал говорящего:
– Да вы же цитируете Святое Писание!
Грунт признал, что действительно привел цитату из трудов великого поэта, жившего в далекую эпоху устных преданий. Ученый хотел было продолжить, но отец Камертонг обрушил на него град вопросов:
– Где он жил? Как появился на свет? Как умер?
В сознании мистера Коттеджа вспыхнула картина: бледное лицо, одинокая, избитая, вся в крови фигура, окруженная стражниками в латах и неистовой, толкающейся, продубленной солнцем толпой, запрудившей узкую улицу с высокими стенами. За узником несли какое-то громадное мерзкое приспособление, которое дергалось и покачивалось в такт движениям толпы.
– Неужели и в этом мире он умер на кресте? – вскричал отец Камертонг. – Скажите, ведь он умер на кресте?
Пророк из Утопии, как они узнали, действительно умер мучительной смертью, но не на кресте. Его каким-то образом пытали, однако ни современные утопийцы, ни земляне не обладали достаточными познаниями технологий пыток, чтобы получить о них ясное представление. Похоже, он был привязан к медленно вращавшемуся колесу, пока не умер в муках. Пророка постигла чудовищная кара жестокого племени завоевателей, которые обрекли его на смерть, потому что его учение о всеобщем служении встревожило богатых и власть имущих, не желавших никому служить. В уме мистера Коттеджа мелькнул образ изломанного тела, привязанного под палящим солнцем к пыточному колесу. И – о, чудесная победа жизни над смертью! – из того же мира, в котором с ним обошлись с такой жестокостью, к нему пришли великий покой и безграничная красота!
Отец Камертонг не унимался.
– Но вы, конечно, поняли, кто это был? Или ваш мир не догадался?
– Очень многие считали его Богом. Однако он сам обыкновенно называл себя Сыном Божьим или Сыном Человеческим.
– Но вы ему теперь поклоняетесь? – не отступал отец Камертонг.
– Мы следуем его учению, ибо оно истинно и прекрасно.
– Но не поклоняетесь?
– Нет.
– И что, никто не поклоняется? Ведь раньше поклонялись!
– Да, такие люди раньше были. Были и такие, что пытались не поддаваться суровому величию его учения, но при этом тревожно сознавали, что оно содержит в себе глубочайшую истину. Они обманывали свою беспокойную совесть, поклоняясь ему как богу и волшебнику вместо того, чтобы видеть в нем путеводный маяк для своей души. К обстоятельствам казни они приплетали древние традиции принесения в жертву царских особ. Вместо того чтобы просто и безыскусно принять его учение, подчинить ему свои разум и волю, они воображали, будто совершают таинства, вкушают его плоть, и она становится их плотью. Колесо, на котором он был распят, было превращено ими в чудотворный символ, повторение этого символа видели в экваторе, форме солнца, в эклиптике, короче, во всем, что представляло собой окружность. Верующие считали, что в случае невезения, болезни или непогоды достаточно описать в воздухе указательным пальцем замкнутый круг, и все уладится.
И так как невежественные массы благодаря доброте и бескорыстию учителя высоко ценили память о нем, этим воспользовались хитрые пробивные типы, начавшие выдавать себя за поборников и проповедников колеса. Славя его имя, они богатели, приобретали могущество, заставляли людей воевать за него и, прикрываясь им, оправдывали зависть, ненависть, тиранию и тайные страсти. Дело дошло до того, что люди начали говорить: появись этот древний пророк в Утопии еще раз, его заново распяли бы на прославившем его колесе.