– Если это космический процесс, то он опасен, – высказался осторожный Петри. – Пронесся бы такой луч через нашу эскадру – и воспоминания бы от нас не осталось! Меня смущает прицельность потока: он шел издалека и точно угодил в звезду. Для естественного процесса такая точность маловероятна.

– Космическая война! – воскликнул Камагин. – Почему кто-то нападает на мертвое светило? А разве люди не штурмовали мертвый камень фортов и крепостей, не разрушали города и посевы, леса и воды, чтобы лишить противника убежищ и источников питания? Мы не знаем целей войны, не знаем, кто ее ведет, не знаем, какую пользу кому-то приносит уничтожение Красной, но что это война – сомнений быть не может. И результаты мы видим ясно: деградация главного светила, гибель уникальных форм жизни!

– Если война, то надо определиться, на чьей мы стороне, – объявил Осима. – Кто сеет зло, кто страдает от зла? Что до меня, то мне больно за странных существ, населявших планету. Удар направлен против них, а они были бессильны ответить контрударом. Жизнь их странна, но это жизнь, и она взывает о защите.

На совете капитанов всегда присутствуют Орлан и Граций. Олег попросил высказаться и их. Им не хватало данных для решения. Сам Олег сказал, что мы не вправе ошибиться, ошибка непоправима.

Если мы встретились с актом войны, не будем торопиться вмешаться в нее. Надо узнать силы и цели противника. А если в космосе разыгрались неведомые стихии, тем более следует остерегаться, чтобы ненароком не попасть в какое-нибудь чудовищное горнило.

– Нас интересует твое мнение, Эли. Ты научный руководитель экспедиции, твое слово решающее.

– Мое слово ничего не решает, ибо я согласен со всеми, – объявил я. – Все мнения обоснованны. Ближе всех мне анализ Камагина и желания Осимы. Но я бы не рискнул действовать по их программе. Я поддерживаю командующего. Изучение продолжается, категорические решения откладываются.

– Тогда продолжаем лететь к ядру, – подвел итоги Олег. – И ко всему только присматриваемся.

После совета Камагин упрекнул меня:

– Эли, раньше вы были решительней! И принимали решения такие смелые, что голова кружилась. Вы постарели, адмирал!

Я с нежностью посмотрел на Эдуарда. Он не постарел. Он ровно вшестеро старше любого из нас – и моложе всех. Маленький, быстрый, широкоплечий, с красивым лицом, с темной шевелюрой, темными живыми глазами, он сохранил ту смелую душу, что некогда повела его в космос на примитивных досветовых звездолетах, дала возможность пройти испытания пятисотлетней космической одиссеи. Он был все так же по-юному отважен, все так же рвался в сгущение событий. Его имя, высеченное золотыми буквами в Пантеоне, начинает длинный список великих галактических капитанов, в отличие от него давным-давно умерших. Среди нас, участников второй экспедиции к ядру, он самый выдающийся. Я ласково положил руку ему на плечо.

– Дорогой Эдуард, я и вправду всего боюсь. Мы вышли на поиски рамиров, таинственного народа, о котором известно, что он могущественнее нас. Что если события, свидетелями которых мы стали, являются формой их деятельности в районах, прилегающих к ядру? А почему она такая, не спрашивайте, знаю одно: действие по могуществу действующего…

– Хорошо, будем действовать по нашему собственному могуществу – всего пока побаиваться, – сказал, прощаясь, Камагин и дружески мне улыбнулся, чтобы я не обиделся.

Ольга задержалась у Ирины, потом прошла к Мери.

– Ты доволен моей дочерью, Эли?

– Надо спрашивать, довольна ли она мной, – отшутился я. – Она не очень-то меня жалует, но ссор у нас нет. Ты бы лучше спросила Олега.