– Гражданин, ты охренел? Что творишь? Милиция, прибыли по вызову…

– Мужики, стоп, обознался… – задергался пострадавший. – В натуре, обознался, виноват… Думал, эти вернулись…

– Издеваешься? – Павел рывком развернул буяна, прижал к стене. – Зенки забыл промыть? Мы похожи на твоих приятелей?

– Да не приятели они мне… – мужик обмяк, прошла агрессия. – Серьезно – обознался, простите… Туман в голове, даже не понял, кто вошел… Вы бы хоть крикнули, что из милиции…

Такого действительно не кричали. Осторожно переступил порог капитан Микульчин, осмотрелся. Особых изысков в интерьере не было: голые стены, голый пол, ободранный потолок, с которого свисала примитивная люстра. Из мебели только необходимое – шкаф, стол, несколько стульев. Две кровати напротив друг друга. Мужчина тяжело дышал, таращился исподлобья. Он был не молод – далеко за сорок. Обычное сложение, избыток щетины на щеках, недобрые колючие глаза.

– Дурак ты, товарищ, – покачал головой Максимов, бросая на Павла благодарный взгляд. – Дури полная голова, табуретками швыряешься, как снежками. Понимаешь, что загремел бы на полный срок, если бы попал? Ты уже под статьей за нападение на сотрудников правоохранительных органов.

– Да не знал я, что вы из милиции, – огрызнулся гражданин. – Обознался, за других принял. Попросил ведь прощения.

– А мы не господь бог, чтобы прощения раздавать, – вкрадчиво сказал Микульчин. – Нарушил закон – отвечай. Ладно, проявим к тебе великодушие. Радуйся, что никто не пострадал. Паспорт есть?

– Вон в куртке…

– Так неси. Нам, что ли, бегать?

К документам гражданин относился бережно, хранил паспорт в кожаных корочках. Микульчин изучил содержимое документа, пролистал несколько страниц, передал книжицу Болдину. Бобров Николай Федорович, русский, 1923 года рождения, ни жены, ни детей, прописан в Брянской области, село Луговое. Ничего особенного или необычного. Максимов вышел в коридор, вернулся с разбитой табуреткой и закрыл за собой дверь.

– Порча казенного имущества, гражданин Бобров. На червонец ты точно налетел.

– Один здесь живешь? – спросил Микульчин.

– Ну, один, – проворчал Бобров. – Вернее, двое нас, только Витька на родину уехал, в Тамбовскую область. Тетка, кажется, померла.

– Сам из-под Брянска?

– Там же написано.

– А здесь чего забыл?

– Чего, чего… работаю… – Бобров отвел глаза. – Старшим смены на пилораме. С ночи вернулся, отдохнуть хотел.

– Тут больше платят, чем на Брянщине? – В глазах Микульчина заблестела ирония.

– Мужики, ну че пристали? – выдохнул гражданин. – Я вам что, преступник? Меня самого сегодня отметелили, не я же их…

– А вот здесь с деталями, – оживился капитан. – И не ври, товарищ Бобров, а то скользкий ты тип, от ответов увиливаешь. Кто на тебя напал? Что за мужики вытащили тебя из общаги и отмудохали на заднем дворе? Давай как на духу. Ты же хочешь, чтобы мы их наказали?

Самое интересное, что гражданин Бобров этого не хотел. Он мечтал лишь об одном: чтобы его оставили в покое. Но хамить в открытую побаивался, сочинял небылицы, сохраняя, впрочем, толику правдоподобия. Он мирный человек, никому не вредит, приехал на заработки – деньги нужны, чтобы дом в Луговом достроить. Нет за ним ничего, хоть у кого спросите, на работе план гонит, начальство довольно. Спиртное не употребляет (где вы видите хоть одну бутылку?), баб не водит – да и как поводишь с таким комендантом? Откуда он знает, кто на него напал и что хотели, у них лучше спросите! В комнату ввалились, давай стращать, собирались прямо здесь разобраться, потом передумали: полная горница людей, давай выйдем, там поговорим. Вывели на задний двор, а там просто гиблая яма – место в принципе не посещаемое. Избили, суки, хорошо хоть не до смерти…