Ей вдруг расхотелось сегодня готовить свой коктейль. И вообще расхотелось думать о себе, как о правильном и органичном создании, ведущем верный, здоровый образ жизни. Какой, к черту, правильный, если у нее вон даже друга надежного нет?! Одни враги кругом.

Враги... Враги? Черт, а почему нет?! Может, и правда пригласить его – этого угрюмого Гольцова?

Поставив локти на стол, уложив подбородок на сомкнутые в замок ладони, Лия мстительно ухмылялась своему отражению в сверкающей панели огромного холодильника. Мысль, каким-то чудом заплутавшая в ее мозгах и так некстати выпрыгнувшая на поверхность, нравилась ей все больше и больше.

А почему, собственно, нет?! Почему ей не позвать Гольцова Дмитрия Игоревича с собой на день рождения давней приятельницы Светланы? Потому что он ее враг номер один? Так еще великие полководцы рекомендовали врагов своих держать рядом с собой. А куда же ближе-то?.. Так, так, так... Какие еще могут быть мотивы ее внезапного решения? Лия надолго задумалась, перестав мстительно ухмыляться.

Мотивы, мотивы, мотивы...

Почему она вспомнила именно о нем? Почему?!

Да потому, черт возьми, что его история ее заинтриговала, вот! Его история, а еще больше, пожалуй, его непонятный визит к ней в квартиру. Зачем он пришел?

Что, если... Что, если она ему понравилась как женщина? Бредятина какая-то! Лия коротко хихикнула в тишине собственной кухни, и даже ладошкой рот прикрыла. Придумает же: понравилась она ему! Она, конечно же, может нравиться, спору нет. Далеко не уродина: приятна лицом, опрятна комплекцией и стройна ногами, но...

С чего это ей ему нравиться вдруг? После своей чудовищной истории он должен обегать женщин, как глубокой и страшной пропасти, исходящей зловонием неприятностей. Нет, не мог он прийти к ней просто потому, что она ему нравилась. Или мог?..

Ей понадобилось ровно три минуты, чтобы влезть в домашний шелковый костюм, подаренный Мишаней к прошлому Рождеству. Расчесать волосы на прямой пробор, ей так шло, все говорили. Вдеть ноги в домашние туфли на тонком каблуке с изящными меховыми штучками впереди. И позвонить в дверь напротив ее.

Не открывал Гольцов довольно долго. У дверного глазка не топтался, это точно. Она видела сквозной светящийся стержень не загороженный никаким препятствием. Потом стержень вдруг исчез, и Лия поняла, что Гольцов в этот самый момент рассматривает ее. Стоит по ту сторону двери и, малодушно кусая губы, ее рассматривает. Почему-то ей точно казалось, что он трусит. Наверняка решил, что она пришла чинить разборки за то, что он ее не так давно так бессовестно втравил и потом так безжалостно бросил. И еще наверняка стоит сейчас и размышляет: пускать ее или нет к себе в квартиру.

А ну как не откроет, испугалась она, что ей тогда делать? Не в смысле самолюбия, что будет уязвлено его нелюбезностью. А в смысле кавалера на завтрашний вечер, которого она пыталась обрести в его лице.

Гольцов открыл-таки. Открыл, вытаращил на нее темно-серые заспанные глаза и хрипло поинтересовался:

– Что вы хотели, Лия Андреевна?

– Есть разговор. – Так, кажется, начал он, переступив порог ее квартиры. – У вас или у меня?

Соображал он, для человека только что проснувшегося, достаточно быстро. Пробормотал: я щас... Стало быть, все-таки у нее. Прикрыл ненадолго дверь своей квартиры. И через какое-то время она уже усаживала его за свой стол в своей собственной кухне и ставила перед ним чашку только что сваренного кофе.

За то время, что она терпеливо дожидалась его на лестничной клетке, Гольцов успел зачесать назад волосы, натянуть поверх белой майки клетчатую фланелевую рубаху и даже застегнуть ее под самый подбородок.