После революции 1917 г. объявили, что позорное вскрытие чужих писем навсегда ушло в прошлое – как «наследие проклятого царского режима», но на деле оно приобрело только больший масштаб.

«Конечно, весь поток писем прочитать было невозможно, – их было слишком много, – отмечает Владлен Измозик. – Подсчитано, что в начале ХХ века служба перлюстрации вскрывала в год миллион писем. А всего объем почтовой корреспонденции составлял десятки миллионов.

Был специальный указатель – „алфавит“: список лиц, чья переписка должна обязательно вскрываться. В начале ХХ века он составлял около тысячи фамилий. Причем надо было читать письма и к ним, и от них.

Кроме „алфавита“, была еще и случайная выборка. Под особым контролем были послания „интеллигентным почерком“, письма до востребования, корреспонденция, отправленная за границу, особенно в центры революционной эмиграции».

Власть интересовалась главным образом настроениями образованных кругов общества – чиновников вплоть до министров, офицеров, представителей литературы, науки и искусства. Премьер-министр Петр Аркадьевич Столыпин, например, велел вскрывать письма родственников жены – Нейдгардтов, чтобы быть в курсе их финансовых дел…

Запрещалось вскрывать письма только трех персон: государя императора, министра внутренних дел, начальника III отделения (он же шеф жандармов), а затем унаследовавшего этот пост директора Департамента полиции. Почта императрицы, великих князей, министров не была защищена от перлюстрации.

Чтение чужих писем использовалось не только в политических целях. Личные секреты высокопоставленных персон тоже оказывались в сфере внимания, особенно если это касалось, например, царствующего дома.

К примеру, как отмечал в своих воспоминаниях «„Черный кабинет“: Из воспоминаний бывшего цензора» С. Майский (настоящие имя и фамилия – Владимир Иванович Кривош; цензор и при царе, и при советской власти), когда великий князь Михаил Александрович, младший брат Николая II, «увлекся красотой дочери предводителя дворянства одной из южнорусских губерний и серьезно подумывал о браке с нею, то приказано было снимать фотографии с переписки влюбленной четы и дешифровать детски наивный шифр, коим они думали скрыть свои планы на будущее. Благодаря перлюстрации, их намерение уехать в Англию, чтобы там обвенчаться, было расстроено».

Впрочем, Михаил Александрович все равно вступил в морганатический брак. В октябре 1912 г. он женился в Вене на Наталье Сергеевне Вульферт, урожденной Шереметьевской, – жене своего сослуживца по лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка. Этому событию сопутствовал грандиозный скандал.

В результате его уволили со всех должностей и постов, ему запретили возвращаться в Россию, и он жил с женой в Европе. Когда началась Первая мировая война, Михаил Александрович обратился к царствующему брату с просьбой разрешить ему вернуться на родину и служить в армии. Тот согласился, после чего Михаил Александрович возглавил Кавказскую туземную конную дивизию, сформированную из добровольцев-мусульман, уроженцев Кавказа и Закавказья.

В ночь с 12 на 13 июня 1918 г. Михаил Александрович был похищен и тайно убит группой сотрудников местной ЧК и милиции в Перми. Его жена смогла вырваться из Советской России. Жила в Париже, самопровозглашенный император всероссийский великий князь Кирилл Владимирович пожаловал ей даже титул княгини Брасовой, а затем – светлейшей княгини Романовской-Брасовой.

Среди высокопоставленных персон, пострадавших от чиновников-перлюстраторов, оказался даже директор Департамента полиции Петр Николаевич Дурново. Именно в его подчинении находился тот самый пресловутый «черный кабинет», который перлюстрировал переписку подданных Российской империи, да и не только их.