Во время повествования градоначальник так разволновался, что даже стянул с себя картуз – именно тогда я и узрел его непомерную зеркальную лысину, – и тут из его правого уха вылетела пчелка, описала круг над его головой и исчезла в левом, после чего он поспешил натянуть картуз обратно и более уже при мне с ним не расставался.)

Хотя у градоначальника и был большой счет к Англии и неиссякаемая любовь к Ивану Васильевичу, но вскоре он перешел на другие темы.

– Мы – народ православный, – говорил он, – нам нужны храмы, мы построим в городе еще десятки храмов, чтобы народ молился за императрицу нашу и за Ее наследников, поскольку так уж устроена русская душа.

Я согласно кивал, чувствуя, что желудок у меня уже начинает бунтовать. Но градоначальник сказал, что хочет показать мне еще свою пасеку – может, я буду покупать его мед в целях расширения торговли между Российской империей и Нижней Саксонией и ради взаимной выгоды.

Я поплелся за градоначальником – тот шел впереди, а я поотстал на десяток шагов, и тут в одном из темных коридоров открылась дверь и чья-то цепкая рука затащила меня в комнату. Ко мне прижалось громадное жаркое тело, и голос шепнул в ухо: «Я приду в твою комнату сегодня в полночь. Жди». После чего рука вытолкнула меня назад в коридор – и как раз вовремя, потому что градоначальник в этот момент повернулся и проговорил: «Не потеряйтесь тут в наших лабиринтах».

Как вы уже догадались, рука и жаркое тело принадлежали супруге градоначальника, чьи слоноподобные формы были мне отнюдь не по сердцу, отчего перспектива провести с нею ночь вызвала у меня оторопь и озноб.

За скудным обедом градоначальница подмигивала мне тем глазом, который не виден был ее супругу, и вообще выглядела не в меру возбужденной и общительной. Она умудрялась под столом доставать своею ногою до моей и в то же время улыбаться супругу, уныло размазывавшему ложкой по тарелке тыквенную кашу с медом, которая, несмотря на мой пустой желудок, никак не лезла мне в рот.

Мы выпили еще по чарке горькой за здоровье Ее величества дражайшей императрицы Анны Иоанновны, после чего губернатора сморил сон, и он начал похрапывать прямо за столом. Голова его свесилась на грудь, картуз сбился набок. Его супруга улыбнулась мне, подмигнула обоими глазами, а затем принялась будить градоначальника.

– Ты устал, мой любезный супруг, – ворковала она. – Дела государственные – тяжелое бремя. Тем паче для человека в твоих летах. Федька проводит тебя в опочивальню. Эй, Федька, – крикнула она, и в комнату тут же вбежал лакей, который помог хозяину подняться со стула и повел его прочь из залы.

Мы остались вдвоем, и у меня от тоски и безысходности сжалось сердце. А градоначальница, плотоядно поглядывая на меня, принялась еще настойчивее тереться своею ногой об мою. Однако если она рассчитывала распалить меня этим, то эффекта добилась противоположного. Мой мозг судорожно искал выход из создавшегося положения. Выход, однако, нашелся всего лишь один, и я, несмотря на приближающуюся ночь, был готов им воспользоваться.

Извинившись перед хозяйкой, я сказал, что с сожалением вынужден покинуть ее на некоторое время по причинам нужды, о которой за столом не говорят. После чего, натянув на лицо фальшивую улыбку, я удалился из залы и поспешил вниз в конюшню, предполагая быстро оседлать моего скакуна и немедля отправиться в путь.

Каково же было мое разочарование, когда я увидел пустое стойло, куда я собственными руками завел сегодня днем моего не знающего устали коня. Не было видно и конюха, хотя я несколько раз и позвал его громким требовательным голосом. В конечном счете мне пришлось отказаться от моего отчаянного плана и за неимением лучшего вернуться в залу, где на своем месте восседала хозяйка сего дома. На лице ее гуляла блудливая улыбка.