Кровь стучит в ушах, и я сцепляю руки в кулаки, чтобы не сорваться, хотя сейчас хочется подойти к ней и хорошенько встряхнуть.

— Ходишь разрисованный весь, хмурый, закрытый и нелюдимый. Очевидно, что у тебя проблемы с доверием.

— Будешь моим психотерапевтом? Хочешь сказать, что ты знаешь, как избавиться от кошмаров, которые преследуют всю жизнь? А?! Или, может быть, ты лучше всех разбираешься в отношениях между сыном и матерью?

Саша бледнеет после каждого моего слова, а меня несет все дальше и дальше.

— Ты сделала выводы обо мне по одному лишь краткому обрывку телефонного звонка! А ты знаешь, каково это иметь мать и желать ей смерти? Знаешь? Ну? Каково, когда самый близкий человек, который должен оберегать и защищать тебя,  с самого детства выбирает не тебя. Алкоголь, мужиков, наркотики, но не тебя!

Подхожу к Саше все ближе, а она стоит статуей и не двигается. Только смотрит широко распахнутыми глазами. Не знаю, почему я это ей говорю, но слова льются из меня против моей воли.

— Ты говоришь о предательстве, а сама ты знаешь, когда тебя предают?! А? Я с 10 лет знаю о предательстве все! Это, мать его, единственное чувство в моей жизни, которое я знаю наизусть! – ору ей в лицо, а Саша, задрав голову, смотрит мне в глаза. Не шелохнется. Только из уголков глаз по щекам начинают катиться слезы.

— Нахрен мне не сдалась твоя жалость! – рыкаю я. – И ты мне тоже не нужна.

Она просто смотрит на меня и плачет, не говоря ни слова, разворачивается, чтобы уйти. Так-то лучше. Пусть уходит. Так мне проще всего.

20. Глава 20

Александра

Когда Данил начать орать на меня, мне не было страшно. Знала, что он не тронет меня, но каждое его слово било такой болью по сердцу. Даже подумать не могла, что у него такие проблемы с мамой. Я ведь, правда, сделала поспешные выводы о нем. Откуда мне было знать, что у него все так… Я даже слов подобрать не могу.

Не представляю, что он пережил, и что у него было за детство, но говорил он с такой болью в голосе и отчаянием, а глаза пылали от гнева. Я не знала, что нужно сказать или как успокоить его. Что вообще говорят в таких ситуациях? Мне не было жаль Данила, мне безумно было жалко того маленького мальчика, которому пришлось пережить немало несчастий. Но и здесь он не понял меня, а только сильнее разозлился. Слишком гордый, чтобы принять от меня сочувствие.

Выхожу из комнаты и слышу, как она громко захлопывается, после первого его удара кулаком в дверь, я закрываю рот ладошкой, чтобы не заорать. Слезы текут ручьем, а в груди болит так, что я не знаю, куда себя деть. После второго и третьего ударов в дверь слышу характерный треск, а потом жуткий грохот. Похоже в ход пошли тумбочки. Сползаю на пол возле ванны и вздрагиваю от каждого его удара. Он мечется по комнате, как раненый зверь, выплескивая всю ярость и злость.  

Спустя полчаса наступает полная тишина. Видимо, в комнате не осталось больше ничего целого. Зайти туда я не решаюсь. Чувствую, что ему нужно сейчас побыть одному. Встаю и иду к себе в комнату. Укладываюсь на диван и укрываюсь одеялом с головой. Хочется, чтобы поскорее наступило утро, и мне это все приснилось.

Но утро не принесло мне нужного облегчения. Иду к Данилу, но вижу только пустую комнату. Как он вынес всю мебель, не разбудив при этом меня, интересно? В квартире тишина, а значит его нет. Слезы снова наворачиваются на глазах, но я упрямо их стираю и иду в ванну. Сегодня начинается учеба, и мне нужно успеть к первой паре.

В универе мы встречаемся со Стешей. Она подбегает ко мне и сразу же устраивает допрос: