Атмосфера пустого пространства расслабляла Евгения, заставляла его настаиваться на позитивный лад, вымывала из головы пустые мысли, вынесенные на поверхность жизненными проблемами. Так сердитые волны выбрасывают из соленого нутра моря влажные водоросли на теплый вязкий песок. Евгений никогда не пробовал медитировать, даже не знал, что такое – медитация, но почему-то был уверен: перед приходом своих спортсменов он занимается чем-то подобным. Через стекла, расположенные вверху, проникали солнечные лучи, и в их потоке медленно и важно проплывали золотистые пылинки. Женя садился на длинную лавку и откидывался на прохладную, несмотря на жару, стену. В голову прокрадывалась одна и та же мысль, что именно здесь он чувствует себя, как дома, а не в городской квартире, где проживало непонятное существо женского пола с именем, начинающимся на «ад».

Время для Евгения словно замирало и прекращало свое течение. Однако минуты продолжали ровно и плавно падать в бездну, как умирающие осенние листья, независимо от желания тренера. Поэтому рано или поздно раздавались шаги, и глухо бухала дверь в раздевалку. Это появлялись его бойцы, в основном, самые младшие, новички. Они еще не заматерели, ребятишкам все было интересно, поэтому они торопились на тренировку и приходили раньше других. Со скрипом распахивались старенькие шкафчики, бамкали брошенные на пол кроссовки, дети начинали переговариваться между собой, и немедленно выползало из углов спрятавшееся после последнего посещения борцов эхо. Оно тут же лепилось к новым звукам и растекалось по помещению.

Потом появлялись борцы постарше. У этих за плечами уже были поражения и победы, их мяли, ломали и плющили на коврах, но они и сами могли показать слишком неопытным или самоуверенным соперникам, где раки зимуют. Эти считали себя опытными бойцами, знающими почем фунт лиха, но опаздывать пока не решались из уважения к спорту, которым занимались, и к тренеру.

Последними приходили перворазрядники и кандидаты в мастера, не раз всходившие на высшую ступень спортивного пьедестала. Пальцы веером они не держали, здесь такое не приветствовалось, но цену себе знали, поэтому не мельтешили, лишнего не болтали, хранили глубокомысленное молчание. На перспективную греко-римскую мелочь поглядывали снисходительно, готовы были в любую минуту продемонстрировать класс на ковре. Справедливости ради стоит добавить, что этим парням было что демонстрировать.

Раздавался рев автомобильных движков, это привозили борцов те папы или мамы, у кого в семье был свой автотранспорт, и кто не был загружен работой по самые ноздри, не мотался по вахтам. Парковка стремительно заполнялась автомобилями. Родители оставляли детей в раздевалке и проходили в спортзал, где здоровались с Евгением, обменивались парой-тройкой фраз. Шесть-семь взрослых оставались, чтобы следующую пару часов провести в ожидании, когда же освободится отпрыск, записавшийся в секцию греко-римской борьбы и терпеливо идущий по трудной дороге к мастерству. Остальные папы или мамы уезжали, чтобы вернуться в конце тренировки.

Среди тех, кто коротал время в ожидании, была Настя Воронина. Она приезжала самой последней вместе с Кириллом, одним из самых способных учеников Евгения. Настя сидела на лавочке, наблюдая за тренировочным процессом, или наслаждалась кофием в кабинете у тренера. Специально для нее, на одной из полок, рядом с кубками стояла турка. Растворимый кофе Настя не признавала.

Лет 30 назад Евгений первый раз отвел свою дочь Катю в школу. В том же классе оказалась и Настя. Тогда у нее были неправильные мелкие черты лица, ноги тонюсенькие, как спички. Женя в толпе родителей оказался рядом с Настиной мамой, и женщина посетовала, что вот, мол, у него дочка, как картинка, а у нее – страшненькая, шклявенькая. Вырастет – замуж не возьмут. На дурнушек спроса нет. Евгений был неприятно задет этими высказываниями. Кроме того, он знал, что внешность ребенка может кардинально поменяться за совсем небольшое время.