Тогда он еще не представлял, какой одержимостью он воспылает к этой девчонке.

– Сними с себя всю одежду, распусти волосы и встань на колени. Вот здесь, у моих ног.

– Зачем?

– Я буду тебя трахать. Разве ты не за этим пришла в мой номер?

– И как я могу быть уверена, что вы выполните свою часть сделки после того, как…?

– После того, как я тебя трахну? Никак. Ты собралась стать моей вещью, а перед вещами не отчитываются. Раздевайся или уходи.

И он бы ее уже не отпустил. Это тоже было блефом. Он бы сцапал ее, завалил на пол или зажал у стены, и взял бы насильно. Потому что только эта девочка разбудила в нем голодное и жадное животное.

5. Глава 4

Я ощутила, как между нами разверзлась пропасть. Она невидимая…но я ее вижу. Я даже вижу, как из-под моих ног вниз летят камни, и я вот-вот сорвусь, чтобы там, на дне, разбиться насмерть. И мне вдруг привиделось, что когда я буду умирать, истекая кровью, он будет смотреть сверху и хохотать…

 (с) Ульяна Соболева. Паутина

Он стоял надо мной. Огромный, сильный, ужасно большой и такой реальный. Кто еще мог проникнуть на яхту, где даже мышь не проскочила бы? Кто еще мог бы поставить на колени всех, включая пограничников, и всю эту свору торгашей человеческим телом?

Только ОН. Как сам Сатана из преисподней стоит надо мной. Впервые совершенно один. Без охраны, без вечного сопровождения и без костюма. Он скорее похож на бандита. В черной футболке, потертых джинсах с развевающимися на сухом ветру волосами. Какой же он жуткий и красивый. Как сильно впали его глаза, и чернеют круги под ними, делая их еще больше, как заросла его щетина, как стискивает он челюсти и сжимает кулаки.

Его рот дьявольски подергивается, ноздри раздуваются. Нет, он больше не Айсберг – он ОГОНЬ. Он горит и смотрит на меня так, что я сейчас сгорю сама.

– Сука!

Красиво и отчетливо. Так отчеканено ярко. И за шею рывком наверх, животом на затянутый брезентом капот…..будь это железо, я бы ошпарила себе кожу. Но я и так, как ошпаренная. Я и так вся сгорела живьем от одного понимания – ОН МЕНЯ НАШЕЛ И КУПИЛ! И…он меня так же жутко наказал.

Наверное, мне хотелось кричать…Я вдруг осознала, что только что упала в бездну, точнее, я упала в нее тогда, когда вошла в тот номер гостиницы. И, нет, нет страшнее палача, чем тот, кто стоит сейчас сзади и держит мою голову железной рукой, придавленную к капоту. И я не знаю, спас он меня или приговорил. Нашел или только что безвозвратно потерял. Я рада… и я безумно испугана. Я не знаю, что сулит мне его безграничная ярость, а я прочла ее в темно-синих, штормовых глазах, вместе с приговором, вместе с черной и мрачной злостью и….в это трудно поверить – злорадством. Словно ему нравилось видеть меня такой. Голой, униженной, стоящей перед ним на коленях, с обгоревшей на плечах кожей, умирающей от жажды.

Это спасение или казнь? У меня нет ответа. Но какая-то чокнутая часть меня рада, что это он. Мазохистски, больная, неприемлемая, непонятная никому кроме меня самой…да что и себе врать – непонятная и мне. Это ведь диагноз. Меня никто и никогда не поддержит, никто не поймет… и не примет. Потому что во всем виновата только я сама.

Сейчас я не понимаю, как мне хватило смелости сбежать от него, каким чудом я надеялась скрыться. Он же страшнее всего этого синдиката вместе взятого, он же могущественен, как сам Дьявол. И мне захотелось истерически засмеяться, но вместо этого я заплакала.

– Ты! Принадлежишь! Мне! Я! Тебя! Купил!

Шепчет мне на ухо и распластывает сильнее по капоту, наваливаясь сзади.