«Вот это меня рубануло», — присвистнула я про себя.

— Нет, — сокрушенный голос матери напомнил о том, что она на связи, — не могу вспомнить имя.

— А что хоть сказал? — не сдержала я любопытство.

— Сказал, чтобы не волновалась, у тебя легкая травма ноги, и скорее всего, под обезболивающими и снотворными ты не возьмешь сегодня трубку.

Вот, значит, как? Моему удивлению не было предела. С чего это кому-то... А впрочем, я догадалась, кто это мог звонить. Почему-то картина сложилась в голове сразу однозначная и бесповоротная. Руслан, который просит вести себя хорошо, странный голос Олега, который предлагает сигарету, а потом... потом я хочу спать… Сука.

Я притопнула больной ногой и тут же пожалела об этом. Полезла за таблетками.

— Да, мам, все верно, пришлось выпить таблеток, а то нога очень болит, — подтверждаю слова, скорее всего, Олега или личного секретаря Руслана, теперь выяснить, кто звонил маме, вряд ли удастся, да и с Русланом я не буду разбираться, это точно. — Я сегодня отдохну, а завтра уже приеду, хорошо? — больше утверждаю, чем спрашиваю.

— Конечно, дочка. С Мишенькой все хорошо, ты, главное, поправляйся, мы тебя будем ждать.

— Спасибо, мам, — вкладываю всю благодарность, которую испытываю к родительнице.

— Дочка, ты поправляйся, а я пойду, слава богу, что все обошлось.

Понимаю, что это она уже не со мной. Отключаю телефон. На экране незамысловатая заставка и ни одного пропущенного. Мудак. Все продумал.

Я положила телефон на барную стойку и на нее же положила выдавленную из блистера таблетку.

«Нет, так не пойдет», — чувство неудовлетворенности скребло по горлу и ниже, спускаясь в желудок и провоцируя тошнотворное состояние.

В голове начал подниматься из недр отложенного в ящик для забытых идей и мечтаний дневной план противостояния этому тирану. Я подтянула ногу к себе и покрутила по часовой стрелке  и против нее ступней. Боль, конечно же, была, но… На глаза попался пакет из аптеки. Выудила оттуда мазь.  «Namman Muay Analgesic Cream». Очень интересно. Я покрутила в руках желтый тюбик. Откуда он ее достал?

Пять минут контрастного душа, и на душе уже светлее, а на сердце чище. Волосы мыть не стала. Задрала их в высокий хвост. Даже кремом не стала мазать лицо. Глянула в зеркало, и так сойдет. Взяла крем и поковыляла в спальню. Крем намазала сразу, как только промокнула полотенцем влажное тело. Туго перебинтовала ногу. Натянула спортивный костюм, потому что другая одежда навряд ли будет уместно смотреться с кроссовками.

Пока одевалась, и не заметила, что боль ушла, и я уже ничего не чувствую, заметила, только когда натягивала на ногу обувь.

Руки трясутся, а в вены дозированными порциями выбрызгивается адреналин. Чувствую себя подростком, который идет в разлад с родительскими запретами. Протест в груди рвется наружу. Хочу быть выше обстоятельств, хочу, чтобы эти пару дней я принадлежала сама себе, а он опять наложил табу на призрачную свободу. Злость хлещет мозг тонкими прутьями, и я уже не хочу ни анализировать, ни соображать. Я словно камикадзе, который идет на свое последнее в этой жизни дело.

Спешу. Боюсь передумать. Перекидываю рюкзак на спину. Ключи в руках позвякивают, как и натянутые нервы, мне кажется, я слышу их звук так же четко, как и лязг ключей. Капюшон на голову, и я распахиваю толстую железную дверь. Ступаю на кафельный пол коридора пострадавшей ногой и не чувствую боли.  Дверь захлопывается тихим щелчок. Назад дороги нет. Жму на кнопку вызова лифта. Пять минут, и я выхожу из подъезда. Полной грудью вдыхаю ночной воздух, и кислород из легких, словно игристое  шампанское, впрыскивается в кровь шальной беспечностью. На губах расползается улыбка, и я, пряча лицо под капюшон, быстрым, насколько это возможно, шагом иду в сторону арки, что ведет на проезжую часть.