Отец обернулся:

–– Я предупреждаю, Сюзанна! Вам придется собрать все ваше мужество.

–– О Господи, мне от ваших слов просто жутко! Еще немного, и у меня сдадут нервы. Что все это значит? Может быть, мне лучше ничего не видеть?

–– Можете отказаться смотреть. Но тогда вы не будете знать до конца, на что они способны.

Он рывком распахнул дверь в гостиную и пропустил меня вперед. Я вошла на трясущихся ногах, и в первый момент стояла зажмурившись, не отваживаясь смотреть. Конечно, я была не дура и понимала, что сейчас столкнусь со смертью. Вдова… Если я вдова (отец же не шутит такими вещами?), значит, без смерти Эмманюэля не обошлось. Все эти умозаключения сделать было несложно. Но со смертью я не сталкивалась так давно (в последний раз это было в другой, итальянской моей жизни), что я не представляла уже ни как она выглядит, ни как мне самой жить и вести себя после нового столкновения с ней.

Усилием воли я открыла глаза. И первое, что увидела в свете ночника, – это крупные капли крови, медленно скатывающиеся с большого стола на пол и впитывающиеся в шерсть ковра. На столе, на темном тяжелом плаще, лежал человек. Я с дрожью узнала в нем Эмманюэля.

Лицо его, тонкое и вытянутое, было того воскового цвета, какой бывает у мертвых, на губах застыла странная жалкая гримаса – смесь страха и невероятного удивления. Но почему же он мертв? Он же не болел? В ту же секунду, задохнувшись от ужаса, я нашла ответ на свой вопрос: неровная красная полоса была у него на шее. Его голова была отделена от тела. Проще говоря – отрублена. А потом – приставлена на место… Кровь еще капала, но с каждой минутой все меньше. Большая лужа крови алела на ковре, и запах от нее исходил жуткий, могильный.

И тогда я закричала.

Я не кричала так, наверное, никогда в жизни, – судорожно, коротко и громко. А потом – закрыв лицо руками, бросилась вон из гостиной, в последний момент заметив, как отец подошел к столу и прикрыл тело Эмманюэля плащом.

Маргарита, тоже вся дрожа, перехватила меня, обняла. Она обо всем узнала раньше меня, поэтому у нее наготове были какие-то лекарства, стакан воды, успокоительное.

–– Эмманюэль мертв, – повторяла я то, что билось у меня в мозгу. – Не просто мертв. Его убили, ты понимаешь, Маргарита? Убили! Ему… ему…

Я не могла выговорить эту фразу: «Ему отрезали голову». Это звучало как нечто дикарское, как кошмар из снов. Слез у меня не было, только страх – за себя, за своего ребенка. Ведь если мой муж встретил такую ужасную смерть, то кто поручится, что нас эта чаша минует?

–– Сюзанна, мне надо поговорить с вами. Долго и серьезно. Теперь все изменилось, вы же понимаете.

Медленно, еще дрожа от ужаса, я подошла к отцу:

–– Как это случилось?

–– Это и для меня загадка, Сюзанна. Понятно, что имя Эмманюэля было в списках приговоренных к смерти. Но кто так ловко выследил его? Когда он с тремя гвардейцами вчера ехал из казармы мимо Военной школы, какая-то вооруженная банда напала на них. Одного гвардейца застрелили, вашему мужу – отрезали голову…

Я содрогнулась, услышав эти слова. К горлу подступила тошнота.

–– Не надо… не произносите этого больше, прошу вас.

–– Хорошо. Второй гвардеец чудом спасся и успел добежать до моего полка. Я двинулся на выручку, но успел только спасти тело своего несчастного зятя от растерзания. Его голову готовились носить на пике по Парижу… – Помолчав, принц с горечью добавил: – Я даже не мог доставить тело в его родной дом. Там вряд ли можно было бы избежать поругания. Так что ваш маленький домик – это удача. Здесь у Эмманюэля, по крайней мере, не вырвут сердце.