– Дорогая, ведь мы с вами все это давно уладили. Весьма похвально, что вы почитаете своего батюшку. Но ведь я женюсь не на нем. И вы забываете, что я ученый. Во всяком случае, автор ученого труда. А если вы будете так улыбаться, я посвящу всю свою жизнь не вам, а окаменелостям.

– Я не собираюсь ревновать вас к окаменелостям. – Она сделала выразительную паузу. – Тем более что вы уже давно топчете их ногами и даже не соизволили этого заметить.

Он быстро взглянул вниз и стремительно опустился на колени. Мол Кобб частично вымощен богатой окаменелостями породой.

– Боже милосердный, вы только взгляните! Certhidium portlandicum. Этот камень – наверняка оолит из Портленда{8}!

– К пожизненной каторге в каменоломнях коего я вас приговорю, если вы сейчас же не встанете. – (Он с улыбкой повиновался.) – Ну разве не любезно с моей стороны привести вас сюда? Смотрите! – Она подвела его к краю, где несколько плоских камней, воткнутых в стену, образовали грубые ступени, спускавшиеся под углом к нижнему ярусу мола. – Это те самые ступени, с которых упала Луиза Масгроув{9} в «Убеждении» Джейн Остин.

– Как романтично!

– Да, джентльмены были романтиками… в те времена.

– А теперь стали учеными? Хотите, предпримем этот опасный спуск?

– На обратном пути.

Они снова пошли вперед. И только тогда он обратил внимание на фигуру на конце Кобба или по крайней мере понял, к какому полу она принадлежит.

– Господи, я думал, что это рыбак. Но ведь это женщина?

Эрнестина прищурилась – ее серые, ее прелестные глаза были близоруки, и она смогла различить только темное бесформенное пятно.

– Женщина? Молодая?

– Так далеко не разобрать.

– Я догадываюсь, кто это. Это, должно быть, несчастная Трагедия.

– Трагедия?

– Это ее прозвище. Одно из прозвищ.

– Есть и другие?

– Рыбаки называют ее неприличным словом.

– Милая Тина, вы, разумеется, можете…

– Они называют ее… любовницей французского лейтенанта.

– Вот как. И ее подвергли столь жестокому остракизму, что она вынуждена стоять здесь с утра до вечера?

– Она… она немножко не в своем уме. Пойдемте обратно. Я не хочу к ней подходить.

Они остановились. Чарльз рассматривал черную фигуру.

– Вы меня заинтриговали. Кто этот французский лейтенант?

– Говорят, это человек, который…

– Которого она полюбила?

– Хуже.

– И он ее оставил? С ребенком?

– Нет. Ребенка, по-моему, нет. И вообще, все это сплетни.

– Что же она тут делает?

– Говорят, она ждет, что он вернется.

– Но… разве у нее нет близких?

– Она в услужении у старой миссис Поултни. Когда мы бываем там, она не выходит. Но она там живет. Пожалуйста, пойдемте обратно. Я ее не заметила.

Чарльз улыбнулся.

– Если она на вас нападет, я брошусь вам на помощь и тем докажу свою галантность. Пойдемте.

Они приблизились к женщине у пушечного ствола. Она стояла с непокрытой головой и держала в руке капор. Тугой узел ее волос был спрятан под высокий воротник черного пальто – весьма странного покроя, напоминавшего скорее мужской редингот, нежели дамскую верхнюю одежду из тех, что носили последние сорок лет. Она тоже обходилась без кринолина, но, очевидно, из безразличия, а отнюдь не из желания следовать новейшей лондонской моде. Чарльз громко произнес какие-то незначащие слова, чтобы предупредить женщину об их приближении, но она не обернулась. Они прошли еще несколько шагов и вскоре увидели ее профиль и взгляд, словно ружье, нацеленный на далекий горизонт. Резкий порыв ветра заставил Чарльза поддержать Эрнестину за талию, а женщину – еще крепче ухватиться за тумбу. Сам не зная почему – быть может, желая просто показать Эрнестине, что он не робкого десятка, – Чарльз, как только ветер немного утих, шагнул вперед.