Мой халат распахнулся, ее прохладная спина прижалась к моей горячей груди.  Она вскрикнула. И мне пришлось зажать ей рот. Иначе она бы всех перебудила! 

Я уткнулся губами в ее хрупкую шейку и прошептал: 

- Тихо, Маруся! Не надо кричать. Все будет очень хорошо. 

Но она, кажется, меня не услышала. 

Она просто озверела! 

И тогда я понял, что она меня не видела…

Прокушенная Марусей ладонь саднит от соприкосновения с  хлорированной водой бассейна. 

Я активно гребу руками, рассекая воду кролем на груди. Двигаюсь быстро и мощно. Я бы мог двигаться еще быстрее, если бы мне кое-что не мешало. 

Меня тянет на дно торчащий между ног якорь! 

У меня все еще бешеный стояк. 

И я ничего не могу с ним поделать. 

Он не сдулся, когда Маруся меня кусала и лупила. Не упал, когда она орала на меня и выгоняла из номера. Он все еще был на месте, когда я, схватив плавки, спрятался в ванной, чтобы переодеться.

У меня была мысль по-быстрому передернуть, но, если бы я застрял в ванной, Маруся бы догадалась, что я там делаю. 

И снова бы озверела. 

А я боялся разрушить хрупкое перемирие, воцарившееся между нами.     

Я переворачиваюсь на спину. Легче не становится. Торчащее вверх весло мешает мне нормально плавать. 

Да я мог бы им грести! 

Вода в бассейне теплая, с подогревом. По мне так слишком теплая! Совсем не остужает. Пойти, что ли нырнуть в холодное весеннее море... 

Сколько градусов вода в апреле? Двенадцать? Четырнадцать? 

В самый раз, чтобы член, наконец, скукожился. 

Маша

Я сижу на балконе. 

На столе передо мной - ранний и очень обильный завтрак. Омлет, тосты, сыр, ветчина, фрукты и прочие вкусности. 

Я ем в три горла, потому что, как выяснилось, у меня ни крошки во рту не было с самого вчерашнего утра. Поэтому я такая злая и нервная - это сказал Богдан. 

Я ем и любуюсь видами. 

Передо мной, в ярких лучах восходящего солнца, сверкает морская гладь. 

А, если я посмотрю ниже, то увижу голубую гладь бассейна. По ней, со скоростью быстроходного катера, носится туда-сюда одинокий пловец. 

Это Богдан. 

Он сказал, что ему нужно остыть и сбросить напряжение. А потом мы со всем разберемся и что-нибудь придумаем. 

Точно не скажу, но, по-моему, когда он, переодевшись в плавки и снова накинув халат, уходил в бассейн, его напряжение все еще выпирало. 

Он, видите ли, никак не может забыть, как я выглядела без одежды… Извращенец! 

Когда я начала его выгонять, Богдан внезапно рассмеялся. 

- Ты только представь: я сплю, никого не трогаю. И вдруг появляешься ты и снимаешь с себя полотенце… 

Мне почему-то тоже стало смешно. 

Я представила ситуацию глазами Богдана. Он спит на диване. Просыпается - а тут я выхожу из ванной в полотенце. Смотрю на него. Сбрасываю полотенце и стою на балконе голая… 

Не удивительно, что он воспринял это как приглашение.

Но я его не приглашала! 

Мне должно было быть неловко, когда он об этом заговорил. 

И я ее чувствовала, эту неловкость. Но одновременно с этим мне было смешно. Ужасно смешно. И я ничего не могла с этим поделать. Может, это была истерика. Последствие пережитого испуга. 

Мы с Богданом сидели в креслах друг напротив друга и тихо давились от смеха, боясь разбудить соседей… 

- Ты меня укусила, - он демонстрировал рану. 

- Ты зажал мне рот! 

- Я треснулся башкой об пол. 

- А я забыла, что на мне ничего нет. 

- Я тебя напугал…

- Да! 

- Извини. Я больше так не буду. 

Я допиваю кофе. 

Мне жарко. 

Богдан вылез из бассейна, прошелся вдоль бортика, продемонстрировав мне мощную спину и великолепную накачанную задницу. 

А потом вдруг помчался в сторону моря. Он что, собирается искупаться? Он сошел с ума!