Я же в то утро упорно “бил” рекорд Демона в энфээеске. Думал, что если скину ему на почту свои результаты, то он восхитится подрастающим гонщиком. А еще я успел подтянуть себя по физухе немного, даже после отъезда Димы я продолжал заниматься, как он показывал, насколько бы лень ни было. И здесь у меня тоже был новый небольшой рекорд. Количество подтягиваний из виса на высокой перекладине достигло числа моих лет - двенадцати. В этом я был лучшим в параллели, ведь нормой было от трех до семи. Многим позже, как я узнал от той же тети Арины, именно прокаченный мышечный корсет спас мою жизнь.
Когда со всеми приготовлениями было покончено, и мы, наконец, погрузились в машину, она не завелась. Наверное - это был знак. Но папа рассудил иначе - “прикурил” у соседа. Потом мы попали в пробку на выезде, потому что дорожники именно в “такой прекрасный день” решили перекладывать асфальт. Следовало бы поехать через объездную трассу, всего-то плюс тридцать км, но мама бурчала, что все остынет, лучше пробиваться на заранее спланированный маршрут. Как встали на трассу - у Зои внезапно свело живот. Уже потом, в заключении о смерти будет упоминание об остром аппендиците у сестры, она ведь несколько дней пила обезболивающие таблетки, говорила, мол, у девочек бывают такие дни. Да я узнал все о женском организме лет в десять, наверное. Брательник во всех деталях просвятил. Впрочем, у сестры все равно не было шансов. Потому что она решила отдать свою жизнь за меня.
Я ехал, как обычно, не пристегнутый, за пассажирским сидением, забравшись с ногами на сидушку. Папа постоянно ругался, поэтому пришлось снять обувь. В момент удара меня буквально сложило пополам, Зоя дернула вперед, чтобы я упал вниз, и рухнула сверху. Острая боль пронизывала все тело, но даже на всхлип не было сил - только непонимание происходящего. Я мысленно звал родных, но лишь мамин крик боли и отчаяния еще какое-то время разрывал внезапную тишину. А когда мамин голос стих окончательно, я вдруг осознал, что остался совсем один. В тот момент мне тоже хотелось умереть.
И когда я пришел в себя, уже в больнице, узнал в подробностях о том, что произошло, мое желание не изменилось. Лишь борьба за меня, от которой упорно не отступался Демон, скупо стимулировала на продолжение лечения. Но ключевым переломным моментом в моем, как мне казалось, бесполезном существовании стало первое ранение Димы - небольшой шрам на плече, - я слышал, как его отчитывал дядя Витя. Тогда мне стало неимоверно стыдно, что я сдался и размяк, как сопля, когда мой брат готов свою жизнь положить на кон. Я не был готов на такие жертвы, и начал бороться сам с собой.
Сотни часов провел с психотерапевтом в тщетных попытках закрыть этот гештальт, но… Ничего не помогло. Ни многочасовое изучение дела о той страшной аварии, ни посещение могил родных, ни помощь другим ребятам в больницах…
Не то из мыслей, не то из дремы меня выводят крики. На мгновение кажется, что я снова в машине, придавленный телом сестры, зажатым кусками искореженного металла, а голос - мамин предсмертный плач. Секунды - и приходит осознание того где я нахожусь. Голос… Локи! Мне не удается разобрать, что она стонет, но я инстинктивно подрываюсь к ее кровати. Вместе с одеялом подхватываю девушку на руки, и начинаю укачивать, как мама в детстве, когда мне снились кошмары или болело ухо.
- Тшшш, это просто сон, - бормочу, как маленькой, похлопывая по спине. - Ну же, Уль, тише. Успокойся, ведьмочка, нам с тобой еще аферу провернуть нужно, помнишь? Давай, приходи в себя.