Будто читая мои мысли, Такс сам находит меня.

– Пойдем, покормим мою Белочку, а то бледная больно, – целует в макушку парень, прижимая к своему боку.

– У нас свободное время? – удивленно спрашиваю, обнимая в ответ.

Все происходящее кажется таким естественным, и в то же время – сказочным и нереальным, ведь Степа волшебным образом дает мне именно то, в чем я больше всего нуждаюсь. Но эта прекрасная сказка скоро закончится…

– Ага, называется – обед, – фыркает Степа.

Торможу на несколько минут, чтобы купить парочку пакетиков с красной нитью и святой землей.

– Их по десять штук в упаковке, у тебя столько конечностей нет, – снова подтрунивает Такс, а я просто чувствую, что так надо.

После обеда собираемся группой около автобуса. Наступает грустное время – прощания. Израильские ребята должны вернуться к своей повседневной жизни, все, кроме Степы – ему разрешили остаться с нами до конца.

Такс ни на секунду не выпускает мою руку из своей: понимает, что очень нужен мне, ведь мы… На кладбище. Кладбище обороны Израиля: удивляет минимализм в оформлении захоронений. Говорят, что в знак уважения нужно положить камушек, а не носить цветы. Еще у них не принято кремировать, потому что когда вернется Создатель, он поднимет свой народ из могил. Жуть. Бррр.

Но мне не удается сдерживать слезы, когда подходим к могилам молодых ребят, парней и девушек еще младше меня. Здесь все иначе: каждое захоронение отображает личность погибшего: каким был, о чем мечтал, чего хотел достичь… Пока был жив. А еще портреты. Что не так с этим миром?!

Всю непродолжительную дорогу в автобусе Степа ласково поглаживает меня, не донимая разговорами, не пытаясь успокаивать. Он просто здесь. Он есть. Я его чувствую, и этого достаточно.

Мне так казалось, пока мы не вошли в мемориальный комплекс истории Холокоста Яд Вашем. Никогда не задумывалась о войне. Но здесь нам показывают и как вырастить «чистую» расу, и как грамотно истребить всех неугодных.

Не помню, чтобы когда-либо так заливалась слезами. Мамины похороны? Возможно, но не так. Я даже на Хатико почти не плакала. Почти. Практически скатываюсь в истерику: все эти фото, видео, записи из дневников… В Хатыни было дико, в Музее истории ВОВ – жутко, ведь в Беларуси погиб каждый третий, однако, здесь… Зал имен – еще ладно, но Детский Мемориал… Вырубленная в скале пещера, где звучат имена полутора миллионов еврейских детей, убитых во время Второй мировой… Наверное, я бы никогда не смогла убить человека, несмотря ни на что.

Всю дорогу до отеля молчим не только мы с Таксом, но и в самом автобусе царит гробовая тишина. Размышляю о том, насколько правильной для меня является эта поездка, и что нужно будет обязательно компенсировать ее подруге.

– Белочка, твой телефон, – легонько тормошит меня Такс, возвращая в реальность.

Даже не помню, почему снова сижу у него на коленях, но это кажется таким правильным.

Достаю настойчивую звонилку. Хм, бабка. Балин. Не хочу с ней разговаривать – мерзкая мадам. Сбрасываю и кидаю смс, что занята, в дороге. Впрочем, не вру. Следом приходит ответ:

“Как тебе твоя будущая мачеха?”, – и фото, где засняты отец с блондинкой в весьма недвусмысленной позе. И все бы ничего, да вот только, я знаю эту блондинку, ведь… Не может быть!

“Лёва, что думаешь?”, пересылаю картинку подруге. Звонить не хочу, боюсь, что это правда, а мне потрясений итак с лихвой.

“Прости”, – почти сразу приходит ответ.

– Степ… – жалобно всхлипываю в руках парня. – Ну как она могла?!

Если бы не Такс, не знаю, как бы я пережила такую новость. И нет, это не юношеский эгоизм, а искреннее непонимание. Почему этот мужчина, что именует себя ОТЦОМ, меня отторгает, пытаясь выдать замуж, а каких-то баб с удовольствием пригревает на своей шее?! Боится, что я все его денежки просажу. Три «ха»! На минуточку, весь начальный капитал принадлежал маме, а точнее – дедушке. Но увы, их с бабушкой не стало два года назад. Вторую, высокомерную и противную бабку – мать отца, я терпеть не могу. Сама из села вылезла, а меня учит, на какую голову корону одевают. Бесит!