Здесь царил полумрак, и она поспешила отдернуть тяжелую штору. На полу, застеленном толстым ковром, появился светлый квадрат. Письмо действительно лежало на комоде. Беатрикс поспешно схватила конверт и хотела сломать печать, но вовремя опомнилась: что ни говори, а послание адресовано не мисс Хатауэй, а Пруденс Мерсер.

Нетерпеливо вздохнув, она спрятала письмо в глубокий карман и остановилась, чтобы рассмотреть аккуратно разложенные на деревянном подносе необходимые в быту мелочи.

Маленькая кисточка для бритья с серебряной ручкой… складная бритва… стаканчик для мыльной пены… фарфоровая шкатулка с серебряной крышкой. Не в силах сдержать любопытство, Беатрикс подняла крышку, заглянула внутрь и увидела три пары запонок – две серебряных и одну золотую, цепочку для часов и медную пуговицу. Закрыла шкатулку, взяла в руки кисточку и осторожно провела по щеке. Прикосновение показалось нежным, шелковистым и принесло слабый приятный аромат пены для бритья.

Беатрикс поднесла кисточку к носу и глубоко вдохнула пряный мужественный запах… кедр, лаванда, лавровый лист. Она представила, как Кристофер покрывает лицо пеной, а потом смешно кривит рот – точно так же, как это делали ее отец и брат, пытаясь удалить с лица надоевшую щетину.

– Беатрикс?

Мисс Хатауэй с виноватым видом отложила кисточку и вышла в коридор.

– Нашла письмо, – сообщила она. – И раздвинула шторы. Сейчас вернусь, закрою и…

– О, не беспокойся, пожалуйста. Пусть останутся открытыми. Ненавижу темноту. – Одри с усилием улыбнулась. – Джон принял лекарство и задремал. Пожалуй, пока он отдыхает, спущусь и поговорю с кухаркой – распоряжусь подать на ужин белый пудинг.

Подруги вместе пошли вниз по лестнице.

– Спасибо за то, что согласилась передать письмо Пруденс, – поблагодарила Одри.

– Очень мило с твоей стороны помочь им в переписке.

– О, мелочи! Согласилась ради Кристофера. Честно говоря, не ожидала, что Пруденс найдет время ответить.

– Почему же?

– На мой взгляд, она к нему совершенно равнодушна. Перед отъездом я даже предупреждала его об этом, но он был так очарован красотой и веселым нравом, что решил, будто может возникнуть что-нибудь настоящее.

– Мне казалось, Пруденс тебе нравится.

– Так оно и есть. Во всяком случае, глядя на вашу дружбу, пытаюсь себя в этом убедить. – Одри заметила, что Беатрикс смотрит с недоумением, и слегка улыбнулась. – Да-да, стараюсь брать положительный пример.

– Брать пример с меня? О, пожалуйста, не делай этого! Разве ты не заметила, какая я странная?

Улыбка стала светлее, и на миг Одри снова превратилась в ту беззаботную молодую леди, которой была до болезни Джона.

– Ты умеешь принимать людей такими, какие они есть, и относишься точно так же, как к своим животным: терпеливо наблюдаешь и никогда не судишь.

– Но я строго осуждала твоего зятя, – с раскаянием призналась Беатрикс.

– Думаю, если бы твое отношение разделяли и другие, Кристофер давно бы задумался и сделал полезные выводы, – успокоила Одри.

Нераспечатанное письмо едва не прожгло в кармане дырку. Ожидание мучительно затянулось. Беатрикс поспешила домой, оседлала лошадь и помчалась в Мерсер-Хаус – причудливый особняк с башенками, замысловатыми колоннами у парадного входа и разноцветными витражами вместо оконных стекол.

Пруденс недавно проснулась, потому что до трех часов ночи танцевала на балу, а сейчас встретила подругу в украшенном кружевами бархатном халате.

– Как жаль, что ты не пошла на бал! Собралось множество красивых молодых людей, прибыл даже целый кавалерийский эскадрон. Через два дня их отправляют в Крым. Ах, до чего же хороша форма!