Летели молча. Девушка не смотрела в его сторону. Действительно, зачем? Кому интересен обычный раб? Сам он, без ее приказа, не смел поднять взгляд от пола.

Едва шаттл приземлился у ворот, Вит выскочил наружу и отработанным движением упал на землю. Этакая живая ступенька, необходимая для удобства госпожи. Первый раз он не понял, что от него хотят, и замешкался. Наказание последовало мгновенно и запомнилось на всю жизнь – на ребрах до сих пор видны были шрамы. Теперь всё прошло именно так, как надо. Девичья ножка наступила на его спину, за ней – вторая. Дочь хозяйки выбралась благополучно.

Во дворе к ним приблизился хозяйский сын. Динар фон Ромей обожал прилюдно унижать не только рабов, но и свободных слуг. Его боялись, сторонились и старались свести общение с ним к минимуму. Заносчивый молодой человек на планете считался одним из выгодных женихов и был вхож во многие дома аристократов, включая и тех, кто вершил здесь правосудие.

Решив покрасоваться перед сестрой, Динар приказал:

– На колени!

Услышав знакомый приказ, Вит встал на колени на асфальте, послушно достал хозяйский член и начал возбуждать, привычно работая языком, поглаживая им то головку, то ствол молодого хозяина, угодливо посасывая член. Щёки горели от стыда. И это было странно: в рабстве он находился больше двух месяцев, успел привыкнуть к постоянным унижениям и ежедневному минету. Но здесь и сейчас готов был провалиться сквозь землю, только бы не…

Он не додумал. Горькая сперма струей потекла в рот. Вит, боясь задохнуться, принялся глотать. Кончал Динар всегда обильно, как будто красуясь, и начать вылизывать гениталии хозяина Вит смог только через тридцать-сорок секунд.

– Развлекаешься, милый? – рядом зацокали каблучки.

Хозяйка. Судя по голосу, в хорошем настроении. На выпяченный зад Вита встала нога, судя по ощущениям, обутая в сапог.

– Здравствуй, родная. Рада, что ты приехала.

Звуки поцелуев, и затем:

– Владей, он твой, правда, ещё дикий, но, думаю, тебе будет интересно его укротить.

При виде высокой крашеной блондинки, богатой изнеженной стервы, считавшейся по всем документам ее матерью, надменной и похотливой, Хлоя почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Были в древности города, которые природа уничтожила за грехи, отец рассказывал, Содом и Гоморра, в них жили гадкие люди. Хлоя никогда не жалела об уничтожении этих городов и почувствовала, против воли касаясь губами щеки матери, что не стала бы жалеть, если бы природа уничтожила и эту планету, полностью погрязшую в разврате.

– Владей, он твой, правда, ещё дикий, но, думаю, тебе будет интересно его укротить, – мать вяло пнула в зад раба. Тот уже закончил удовлетворять Динара, но продолжал стоять на коленях, не делая попытки подняться.

«Ещё чуть-чуть, и сорвусь», – подумала Хлоя, демонстративно зевнула и пожаловалась:

– Я так ужасно спала прошлой ночью!

– Ах, дорогая, что же ты, – спохватилась мать, превращаясь в заботливую родительницу, – надо было сразу сказать. Встал и проводил хозяйку, – это уже рабу, совсем другим, жестким тоном.

Мужчина поднялся, низко поклонился, размашистым шагом направился к дому. Хлоя шла за ним, внимательно наблюдала и не могла понять, что не так. Что-то привлекло её внимание. Что-то такое, что бросалось в глаза.

Догадалась Хлоя только на мраморных ступеньках дома, шикарного, выстроенного из редкого в этих краях хакийского камня. Раб намеренно сутулился. Его походка была наигранной, не привычной, не «родной». То есть не такой, какая бывала у снятых на роликах рабов. Догадка Хлое не понравилась. Бывший свободный, попавший в рабство? Разве это вообще возможно?!