Они опять целуются.

Адам говорит:

– Черт бы побрал эту леди Р.

Они подъезжают к Юстону.

Ходжес их уже ждет. Она позаботилась о багаже. Она позаботилась о билетах. Она даже купила журналы. Делать больше нечего.

Адам стоит рядом с Имоджен в ожидании отправления поезда; она просматривает еженедельную газету.

– Взгляни на это фото Сибил. Странное какое-то, правда? Когда, интересно, оно снято?

Поезд вот-вот тронется. Она садится в вагон и протягивает руку:

– Прощай, дорогой. Ты ведь приедешь в июне на танец с матерью?[17] Если нет, меня это очень огорчит. А может, и раньше увидимся. Прощай!

Поезд отъезжает от вокзала и набирает ход.

Крупный план. Имоджен в вагоне изучает странное фото Сибил.

Адам на платформе глядит вслед исчезающему поезду.

Затемнение.

– Ну и как тебе это, Ада?

– Мило.

– Странно все-таки, что они никак не могут заставить героев и героинь разговаривать как леди и джентльмены – тем более в минуты душевных волнений.

Четверть часа спустя

Адам еще в Юстоне, стоит, бесцельно уставившись на книжный киоск. Перед ним на экране мелькают картины его жизни.

У Молтби. Антрацитовая печь, натурщица, любвеобильная студентка («Вамп»), студент с математическими наклонностями, его собственный рисунок.

Семейный обед. Его отец, мать, Парсонс, сестра с ее глупым прыщавым личиком и тупой завистью ко всему, что говорит, делает и носит Имоджен.

Обед на Понт-стрит, голова к голове с леди Розмари.

Обед в одиночестве в каком-то дешевом ресторане в Сохо. А в конце неизменное вечное Одиночество и мысли об Имоджен.

Крупный план: лицо Адама выражает отчаяние, постепенно переходящее в решимость.

Адам в автобусе – едет к Хэновер-Гейт[18].

Подходит к дому.

Парсонс. Парсонс открывает дверь. Миссис Дур нет дома; мисс Джейн нет дома; нет, Адам не хочет чаю.

Комната Адама. Чудесная, под самой крышей, откуда открывается вид на верхушки деревьев. В полнолуние доносятся звуки из Зоологического сада. Адам входит и запирает дверь.

Глэдис тут как тут:

– Самоубийство, Ада.

– Да, но она явится в последний момент и остановит его. Вот увидишь!

– Не обольщайся. Это не простое кино, совсем не прос- тое.

Он подходит к письменному столу, открывает один из ящичков и достает из него маленький синий пузырек.

– Ну, что я говорила?! Яд.

– Легкость, с которой персонажи фильмов ухитряются обеспечить себя инструментами смерти…

Он ставит пузырек на стол, берет лист бумаги и пишет.

– Предсмертная записка для нее. Ишь, дает ей, время приехать, чтобы его спасти.

Ave imperatrix immortalis, moriturus te salutant[19]

Идеально! И очень тонко.

Он складывает листок, отправляет его в конверт и надписывает адрес.

Далее медлит в сомнении.

Возникает видение:

Дверь в комнату Адама. К ней подходит миссис Дур, переодетая к ужину, и стучится в дверь, стучится еще несколько раз, затем в тревоге зовет мужа. Профессор Дур дергает ручку, трясет ее. Подходят Парсонс и Джейн. Через некоторое время решают взломать дверь, профессор Дур возится с ней, миссис Дур в ажитации. Джейн делает тщетные попытки ее успокоить. Волнение нарастает. Наконец все врываются в комнату. Адама обнаруживают мертвым на полу. Сцена неописуемой пошлости со слезами, истерикой, телефоном, полицией. Затемнение.

Крупный план: Адам кривится от отвращения.

Очередное видение:

Деревня африканских туземцев у края джунглей; из низенькой соломенной хижины выползает смертельно больной голый мужчина, за ним – его причитающие жены. Он тащится в джунгли, чтобы умереть там в одиночестве.

– Ос-споди, Глэдис! Вот-те и мораль.

Еще одно видение:

Рим времен Петрония