Моя женщина пахнет им. Не мной, как было и должно быть. А им! Левым мужиком, непонятно откуда нарисовавшимся. Я запомнил номер его машины, уже скинул знакомому из управления ГИБДД.

Понимаю, что веду себя как ревнивый пацан и пока, собственно, прав на Машку никаких не имею. Но! Твою же мать! Как меня бесит эта ситуация!

Она буквально недавно так плакала у меня на груди. Это же о многом говорит. Мне хочется верить, что да. И что не все еще я просрал. Чертовы розы от него стоят рядом с моими ромашками. Символично и очень печально. Они будто насмехаются надо мной, задевая за живое.

— Как ты?

Устраиваюсь на кухне, пока Машенька кружится, ставит чайник на плиту и достает тарелку с утренними бутербродами из холодильника.

— Гораздо лучше, — улыбается любимая. — Прости еще раз за ту ужасную истерику.

— Тебе не за что извиняться. Это мне надо. Как минимум за отца, а за себя, так вообще пожизненно. Соня была сегодня на первом полноценном занятии, — переключаю тему, чтобы не портить ей настроение.

— Правда? — взгляд тут же оживает.

Маша ставит на стол две кружки с горячим чаем. И так уютно здесь, будто не уходил. Посадить бы ее на колено сейчас, зарыться лицом в волосы и знать, что моя.

Что заберу, я уже решил. Осталось найти ключи от запертой для меня двери.

— Да, — кайфую от блеска в ее глазах. — Я не успел отвезти. С ней была няня, но мы болтали по телефону, пока я добирался сюда. Софи нравится, а я просто рад видеть дочь счастливой.

— Это здорово. Ты стал хорошим отцом, — отвечает, откусывая кусочек от своего бутерброда. — Свят, только не заставляй ее, если вдруг устанет или просто будет лениться. Соня маленькая еще слишком, это нормально для такого возраста. А вот если будет ходить на занятия через силу, быстро пропадет интерес и к танцам она может больше не вернуться.

— Ты говоришь, прямо как ее психолог. Не буду я заставлять. Не дурак, — обещаю ей и между нами снова зависает тишина в считанные секунды увеличивая незримое расстояние, которое только-только стало уменьшаться.

— Психолог?

Маша даже бутерброд отложила.

— Да. У дочки начались проблемы после моего развода с Анжеликой. Там были и истерики, и скандалы. Она ее от меня прятала, в комнате закрывала, шантажировала.

— Какой ужас… — прикрыв ладошками рот Маша сидит в искреннем изумлении. — Бедная малышка.

Она стала убирать со стола. Забрал кружки, вернул на место и обнял любимую девочку прижав к себе спиной.

— Я в разводе, Маш, — повторяю эту не менее важную часть моего признания. Наслаждаюсь теплом ее тела и по-собственнически хочу, чтобы на ее волосах, коже, платье остался только мой запах.

— Чернов, да ты просто не способен на длительные отношения! — смеется Маша, убирая с талии мои ладони.

— Поверь, я способен тебя удивить, — она отходит, но стол оказывается на моей стороне и бежать дальше некуда.

Мы снова стоим очень близко друг к другу. Мне безумно хочется еще раз поцеловать эти приоткрытые губы. Глажу их подушечками пальцев. Она не отталкивает, только наглеть в этот раз я все же не спешу.

— Свят, я боюсь снова впускать тебя в свою жизнь, — признается с невыносимой тоской в голосе. — Ты бросил меня в самый тяжелый период в моей жизни. В нашей жизни!

— Я не снимаю с себя вины и ответственности за это. Мне ведь тогда тоже было тяжело. Ты помнишь? — кивает. — Сходи со мной в ресторан. А потом мы вернемся к этому разговору.

— Не могу в субботу. У меня планы.

В голове тут же взрывается новая волна только поутихшей ревности, но предъявлять ей что-то я не стану. Планы, значит планы. Имеет право.