Лилии она воткнула не только в центре, но и немного по краям. Их удушающий запах я почувствовал даже через прилавок, а стебли, похоже, уже вовсю подтекали. Вокруг лилий было какое-то частично увядшее сено, розы цвета несвежей говяжьей печени и мелкие голубые цветочки, которые не сочетались ни с чем. Чудесно. И конечно ‒ мелкая пыльца цвета метиленового оранжевого, которая всегда бывает от тигровых лилий.

Я представил лицо Софы в этой пыльце, и как она чихает. Раз, другой, третий.

‒ Да, это подойдет как нельзя лучше. Сколько с меня?

Цветочница назвала цену (тоже воистину кошмарную). Но делать было нечего, пришлось доставать кошелёк.

‒ Вы, барин, видно, сильно любили эту девушку? ‒ спросила цветочница, когда я был уже у двери.

Нет, конечно.

Вовсе нет.

Как вы вообще могли такое подумать.

* * *

Мы с Софой познакомились на первом курсе.

Наш год был первым, когда девушек принималили куда-то кроме лекарского факультета. У нас, на природной магии, их оказалось две. Александра, изящная сероглазая красавица, приезжавшая на занятия в собственном экипаже, всегда улыбчивая, милая и спокойная. И София, маленькая, с толстой рыжей косой. Эта София, напротив, похоже воспринимала академию как поле битвы. Она настрого велела всем называть её только Софой и чуть что рассказывала всем, что её дедушка ‒ настоящий друид, который восемьдесят лет живёт в лесу.

Зимой у нас начались практические занятия по зельям, я оказался в паре с Софой, и это было смерти подобно.

В химии Софа не понимала ничего. Она буквально не знала, что такое мениск. При взвешивании хватала все гирьки подряд, как будто её не учили пользоваться перчатками. В то же время донимала меня всякими дурацкими замечаниями по части растений и животных. Мол, если так рубить рябиновые почки, то они не отдадут всю свою силу экстракту, а только половину силы. И что это за зелье будет тогда? Одно название.

Мы перестали разговаривать уже на третьем занятии. Когда я делал что-то, что не нравилось Софе, она хихикала. Когда она допускала просчёт ‒ я закатывал глаза. Впрочем, зелья у нас выходили неплохие. Оценок ниже «хорошо» профессор ни разу нам не поставил.

На последнем занятии перед экзаменом Софа всё-таки поплатилась за свой скверный характер. Её ложку, шпатель и другие инструменты поразила оловянная чума. Не такое простое заклинание, между прочим. Я его в учебнике для четвёртого курса нашёл.

Всё занятие я делал всё, как надо, а Софа могла только трястись от злости.

Впрочем, праздновал победу я недолго. Пришёл домой, открыл мешочек с инструментами, а оттуда вылетело два мотылька. Я полез за шпателем, а там всё рассыпалось в ржавую труху.

Вот так и вышло, что на экзамене и мне, и Софе пришлось работать казёнными инструментами. Нам выдали длинные неуклюжие ложки, тупые ножи модели 1875 года. Мы уныло скребли этими ложками по днищам котлов (да, котлы на экзамене были раздельные, факультет по такому случаю расщедрился на двойной набор ингредиентов). Надо было варить зелье-противоядие. И так задачка непростая, а с чужими непривычными инструментами ‒ вдвойне.

Мы с Софой уже час пыхтели над зельями, недобро косясь друг на друга, когда я услышал свой шёпот:

‒ У тебя там на дне кристаллик не растворился.

Даже сам от себя не ожидал такой доброты.

‒ И что? ‒ от удивления Софа, видно, тоже забыла, что мы с ней не разговариваем.

‒ Надо обязательно всё растворить, прежде чем добавлять льняное масло. Иначе не загустеет!

Софа склонилась над своим котлом. Через пару минут я услышал удовлетворённое хмыканье, а потом её шёпот: