– Чего-то не хватает, – пожаловалась она. – Мне с ним бесконечно хорошо, но и… всё. Я не ревную. Меня даже не раздражает ничего. Нет такого, что нервы натягиваются, будто нейлоновые струны, и сердце не бьётся колоколом в груди, и не бывает так, что все мысли только о нём, и нет… – Сайфейри прикрыла глаза. – Ничего не колет, не режет, не обливается кровью, нет горечи на языке, в горле, в груди…

Много, много в неё когда-то загрузили красивых метафор. Как-то ей попалась на глаза в чужом паде заметка о провале сайфейри: там говорилось, что «некоторые серии» почти получилось научить поэзии. Вот тебе и ещё одно доказательство, что любить ты не умеешь. Элета чётко знала: поэзия – язык прекраснейшего из чувств.

– Всё как-то неправильно, – прошептала она. – Как понять, настоящее оно или нет? Ну вот как?

«Мама» ей, конечно, не ответила. А больше спросить Элете было некого. Криф её всегда рад будет приободрить, но этого мало. Вопрос останется открытым. Как она должна любить? Как в самой себе разобраться?

А ведь он-то постоянно говорит: «Люблю я тебя, Эля» или что-то похожее, и ей приходится отвечать: «Я тебя тоже!» – иначе-то как? Но вот это «тоже» – это отмазка, это костыль, на который вечно опираться не выйдет. Он вот-вот сломается. А значит, надо разобраться. Надо найти другую Элету. Собственную копию. Кто подскажет лучше романтичной феи-советчицы, специально для этого выращенной в пробирке?

Логическая несостыковка: сама-то себе она посоветовать ничего не может. Но вдруг со стороны всё выглядит иначе. Вдруг всё как-то волшебным образом прояснится само. Иррациональная надежда, но такая, такая притягательная.

– Ну давай, давай, – раздражённо шептал Криф. Его левое крыло – огромное, розовое, округлое – билось на ночном ветру. Он прикрыл глаза; крыло опало… Опять неправильно. Опять скомкалось. Элета покачала головой, оглянулась воровато по сторонам. Всё спокойно. Ночь…

Со дня полёта на свалку другой Элеты ей так и не встретилось. Вопросы остались без ответа. Зато она по пути назад отыскала коробочку с детским картонным пазлом, которую обвязала верёвкой и притащила домой. Они с Крифом пару месяцев назад обустроили себе жильё в заброшенной квартире на четвёртом этаже одного из мегаблоков Южжилмасса. Облагородили подставку-шкафчик под давным-давно высохшим аквариумом.

В пазле было всего шестьдесят четыре детали. И всё равно коробка была чуть ли не больше самой Элеты. Она свой рост как-то измерила линейкой: гордые восемнадцать с половиной сантиметров. Ей всегда было интересно: вот она без проблем такую коробку тащит. Да чего уж там: она видела, как муравьи таскают в челюстях такие куски пластика, что со стороны самого муравья-то не разглядеть. А люди иногда пыхтели даже над пакетом с продуктами. Как так? Что-то с физикой.

Но физику ни она, ни Криф не понимали. Её создали для романтического тренинга. Его – для творчества. Они собрали вместе этот пазл, потом разобрали, собрали заново, и ещё раз… потом он им надоел, и Криф его перекрасил, нанёс поверх старых деталей новую картинку, на которой маленькая бескрылая фея на широком зелёном листочке пересекала бурный ручеёк. Идиллическая картина: в Криптограде Элета в жизни ничего подобного не видела.

Но им по-прежнему было скучно, и им хотелось есть, и тогда Криф предложил наведаться в трейлер-парк и поживиться чем-нибудь на чужой кухне. Всё, что нужно, – найти в вечернее время приоткрытую створку.

Они сидели на натянутой меж двух трейлеров бельевой верёвке. Узенький зазор не до конца закрытой створки источал притягательный оранжевый свет. Так и хотелось прыгнуть внутрь. Но Криф всё пытался сложить крыло.