– То есть ты из филологов. Ясно.

Он вернулся к своим занятиям, а я вновь уткнулась в книгу. Внутри кипела обида, хоть я и понимала, что обижаться особо не на что. Я и сама выбрала филфак в том числе по причине “легче поступить”. На первом месте стояла любовь к чтению, на втором – не такой высокий конкурс, как на престижных факультетах, и только на третьем – желание в будущем связать свою жизнь с окололитературной темой. Стать журналистом или работать в издательстве. В семнадцать лет сложно однозначно сказать, кем ты хочешь быть. Порой люди и в тридцать, и в сорок лет с трудом отвечают на этот вопрос. Что уж говорить о вчерашних школьниках.

На пятый день моего пребывания в добровольно-принудительном заточении Эйден вернулся в комнату буквально через час после ухода. Я только-только взялась за чтение основ этикета, как дверь приоткрылась и мой сосед проскользнул в комнату, моментально запирая дверь за собой.

– Ты рано.

Он поставил передо мной новую корзинку, на этот раз, кроме хлеба, сыра и мясных пирогов, в ней были фрукты и овощи. Я тут же схватила яблоко, понимая, как мне не хватает полноценного рациона.

– Сегодня нет занятий. День для самостоятельного изучения предметов. Предполагается, что студенты будут сидеть в библиотеке над книгами и свитками. На деле же, – С этими словами он подошёл к комоду и вывернул один из ящиков на пол. Вниз полетела куча одежды, – все используют это время для личных дел. Как, например, стирка, уборка или прогулка в ближайший посёлок для пополнения припасов.

От комода он направился к кровати и в общую кучу на полу полетело постельное бельё. Эйден взмахнул рукой и всё, что валялось на полу, поднялось в воздух, закручиваясь в тугой комок. Затем опустилось в пустую корзину, стоящую в углу.

– Вот именно для этого все и обзаводятся помощницами. Чтобы самим не бегать в прачечную или табачную лавку.

Я представила студентов, вереницей бредущих по каменным коридорам с корзинами, полными белья. Почему-то вспомнились книги о мальчике-волшебнике. Там такими вещами никто из учеников не занимался.

– У вас нет специально обученных эльфов-рабов для подобных задач?

– Эльфов не существует. Это сказки. Ты вроде бы уже должна это знать. – Он кивнул на мои книги. – И кто такие рабы?

Вот тут пришло уже моё время удивляться. Неужели в их мире обошлось без эпохи рабовладельчества? Мне казалось, каждая цивилизация рано или поздно проходит этот период. Эйден ждал ответа, и мне пришлось напрячься, чтобы как можно более точно и коротко объяснить ему.

– В вашем мире лишают свободы и эксплуатируют людей против их воли и без каких-либо на то оснований? Просто потому, что могут? Делают человека чужой собственностью? Что за дикость!

– Сейчас уже нет. – Я умолчала о том, что торговля людьми в нашем мире до сих пор жива, хоть и преследуется законом.

– А ты ещё говорила, что казнь преступников – это варварство.

Он передёрнул плечами, забрал корзину с бельём и вышел за дверь. Я осталась наедине с раскуроченной комнатой. Что же, у меня суббота тоже была днём уборки. Я вернула выдвинутый ящик обратно в комод, застелила кровать покрывалом. Расставила книги по аккуратным стопкам, поправила закладки и свои конспекты, собрала с ковра крупные крошки и осмотрелась. Комната стала чуть уютнее, только смущало заляпанное окно. Эйден запретил открывать его до тех пор, пока мне нельзя будет выходить из комнаты.

Местный вариант формы он принёс мне ещё вчера. Пока его не было, я примерила – свободная чёрная юбка до середины голени с высоким поясом, тёмно-серая рубашка со стоячим воротом и отдельный широкий ремень с чем-то, напоминающим два вместительных кармана. Вся эта конструкция надевалась поверх юбки и, как сказал Эйден, предназначалась исключительно для помощников. В довершение всего – полуботинки на шнуровке и невысоком каблуке. Одежда оказалась мне впору, хотя ботинки могли бы быть поудобнее.