Темка был старше меня почти на четыре года. На журфак поступил, уже отучившись год в МГИМО, отслужив в армии и поездив по горячим точкам в качестве внештатника-стрингера. Для нас, пришедших в вуз со школьной скамьи, Тимаев был запредельным суперменом. Почему из всех он выделил меня, так и осталось загадкой. Видимо, почувствовал что-то общее.

Двенадцать лет назад мы отмечали какой-то праздник большой компанией. Отец тогда еще был жив, они с матерью жили в городе, поэтому собрались у нас на даче. Темка пошел прогуляться, а в итоге неожиданно купил дом отставного генерала, который переезжал куда-то в другое место. Так мы и стали соседями.

- Вит, здоров. Я знаю, ты вечно занят, поэтому приглашаю заранее. Через две недели, в субботу.

- Девятнадцатого? – я посмотрел на календарь.

Точно, Темкин день рождения.

- Да. На даче.

- Постараюсь.

Я надеялся приехать, но жизнь отучила обещать что-то наверняка, а за последние полтора года особенно.

Вечером, вернувшись домой, я постоял под прохладным душем и завалился на диван с банкой пива. Ужинать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Промелькнула, правда, мысль, что можно позвонить Ире, с которой познакомился на прошлой неделе в тренажерке, но представил, что, скорее всего, надо будет подрываться и куда-то ехать, о чем-то с ней разговаривать...

Нет, можно было и не разговаривать, конечно. Судя по тому, как жадно она возила по мне глазами, ждала вовсе не разговоров. Но сейчас не хотелось и этого.

Иногда я чувствовал себя старым дедом. В тридцать четыре года. Нет, я не считал, будто жизнь закончилась для меня семь лет назад. Разве что в первое время. И все же она определенно утратила краски, вкус и аромат. Я просто жил, не замечая, не ощущая их. Работал, занимался спортом, встречался с друзьями, с женщинами. Но ничто не радовало, не захватывало так, как прежде.

По потолку бежала трещина, похожая на раскидистое дерево. Разглядывая ее, я рассеянно думал о том, что живу в этой квартире уже девять лет, пора потихоньку двигаться в направлении ремонта.

Матери от родителей досталась большая трешка на Октябрьской набережной. Когда Славка женился на Лене, ту квартиру продали и купили им двухкомнатную в Коломягах. А потом, добавив денег, нашли такую же двушку и нам с Олесей, только на Гражданке.

Я вспомнил, как ночь за ночью приходил в маленькую комнату и сидел в кресле-качалке, глядя на все, что мы приготовили для будущего ребенка: кроватку, коляску, манеж, пеленальный столик. Говорил себе, что так продолжаться не может. Что надо переехать. Продать эту квартиру. Или сдать, а себе снять хотя бы комнату. Но ничего не менялось.

Мать звала к себе в Керро, куда перебралась после смерти отца, но я боялся, что она утопит меня в сочувствии и участии. Все это хорошо, но лишь в гомеопатических дозах. А она никогда ни в чем не знала меры.

Так прошло полгода. А потом я просто собрал все. В первую очередь собрал себя, стиснул в кулак, сжал до писка, до боли. Собрал детские вещи и раздал знакомым. Собрал вещи Олеси и отвез к теще. Оставил лишь фотографии и несколько памятных безделушек. Ушел с головой в работу и в спорт. Если выпадало свободное время, садился в машину и ехал куда глаза глядят. Останавливался, бродил по лесу или по берегу залива.

Постепенно тоска ушла. Остались память и грусть. И жизнь без красок. Я не цеплялся за прошлое, не испытывал какой-либо вины и хотел бы снова жить полной жизнью. Но это не то, что можно вернуть волевым усилием. Для этого должно произойти что-то особенное. Однако… не происходило.