– Скоро все это кончится, – прошептал он. – Кончится прежде, чем ты успеешь понять.

И до конца жизни она останется только туманным воспоминанием в его с миссис Энглвуд лучезарном счастье.

«Я не могу. Не могу. Оставь меня в покое».

– Я буду самым внимательным и деликатным любовником. Обещаю.

Слабые рыдания вырвались из ее горла, несмотря на все ее отчаянные усилия сдержаться.

Он крепче прижал ее к себе. Она едва могла дышать. Ей хотелось, чтобы он никогда ее не отпускал.

– Хорошо, – сказала она. – Шесть месяцев, начнем через неделю.

– Благодарю вас, – прошептал он.

Это было начало конца.

Или, возможно, это был лишь конец чего-то, что никогда не должно было начаться.

Медовый месяц

1888 год

В голове у Фица поселился великан, без устали орудовавший кувалдой размером с гору Олимп. Фиц дернулся на твердом холодном полу, ощущая тупую боль во всем теле.

– Вставай! – кричал великан, его рев, словно острый гвоздь, вонзался в череп Фица. – Вставай, ради всего святого!

Но это кричал не великан, а Гастингс. Фиц хотел сказать ему, чтобы он заткнулся и оставил его в покое – если бы он мог встать, то не валялся бы на полу, как обычный пьянчуга. Но его глотка, как видно, была забита песком и грязью. Он не мог вымолвить ни слова.

Гастингс выругался и схватил Фица за воротник. Они были примерно одного веса, но Гастингс был мускулистее. Он поволок Фица по полу, при этом Фица затошнило и голову пронзила острая боль, как будто его колотили ею о стену.

– Стой! Будь ты проклят, остановись!

Гастингс оставил это без внимания. Он приподнял Фица в нечто близкое к вертикальному положению и затолкал его, полностью одетого, в ванну, полную обжигающей холодной воды.

– Боже милостивый!

– Приди в себя, пьяница! – ревел Гастингс. – Я не могу заставлять полковника Клементса ждать так долго.

«Полковник Клементс может отправляться к дьяволу».

Затем, под грохот кувалды, снова принявшейся за работу, Фиц вспомнил, что сегодня день его свадьбы. Никто не в состоянии остановить время, и меньше всех молодой человек, который хотел всего лишь сохранить то, что имеет.

Он вытер мокрой ладонью лицо и наконец открыл глаза. Он находился в ванной комнате с отставшими коричневыми обоями, рваными грязно-зелеными занавесками и погнутой рамой от зеркала, которого не было в помине. Его городской особняк, с раздражением понял он. Какая бедность!

Гастингс не испытывал к нему сострадания.

– Поторапливайся!

– Полковник Клементс… – Фиц с силой втянул в себя воздух. Ему показалось, будто он получил удар в правый глаз. – Он не должен был заявляться сюда до половины одиннадцатого.

Свадьба была назначена на половину двенадцатого.

– Уже четверть одиннадцатого, – угрюмо сказал Гастингс. – Мы пытаемся привести тебя в чувство последние два часа. Первый лакей не сумел заставить тебя даже пошевелиться. Второго ты вышвырнул из комнаты. Мне удалось натянуть на тебя твой утренний костюм, но ты выплеснул на него свой плохо переваренный вчерашний ужин.

– Ты шутишь. – Фиц ничего не помнил.

– Хотел бы, чтобы было так. Это произошло час тому назад. Твой костюм окончательно испорчен. Тебе придется надеть мой. А если ты и его испортишь, клянусь, я спущу на тебя моих собак.

Фиц прижал мокрые пальцы к вискам. Это была неудачная мысль. Острая боль пронзила его мозг. Он застонал от муки.

– Почему ты позволил мне так напиться?

– Я пытался остановить тебя – ты чуть не сломал мне нос.

– Это чудовищно.

– Именно так, лорд Фицхью. Одна из девиц, которых нанял Копли, сбежала, вопя на ходу, что не может совершать противоестественные действия, которые ты от нее требовал.