Княгиня прибыла ближе к вечеру, воспользовавшись порталом. На повозке дорога заняла бы чуть больше получаса, но её магического потенциала хватало, чтобы использовать порталы по желанию, а не только при острой необходимости.

Кому-то и того не дано.

Она тепло улыбнулась дворецкому и потрепала по голове мальчика, из-за чего тот втянул голову в плечи, а красивые глаза княгини наполнились печалью. Я буквально физически ощутила её тоску. Мне тоже было жаль ребёнка, но вот так – по-матерински я не смогла бы к нему обращаться, ведь чтобы что-то дать, нужно это что-то иметь.

– Мартин, я тебя не обижу, обещаю. Теперь все будет иначе, – тихо проговорила она и взяла из его рук один из холщовых мешков с вещами.

Тут же из него выпала и покатилась по полу расписанная, но чуть треснувшая чайная чашка, а мальчишка рухнул на пол на колени и начал истерически извиняться. Из его бессвязной речи удалось разобрать, что ему жаль, он просит прощения.

– Ты украл её, Мартин? – княгиня воззрилась на него с изумлением.

– Простите, госпожа, простите… – повторял мальчик, не объясняя ничего толком.

Дворецкий молчал. Со стороны за всем этим безучастно наблюдал Ай (он лишь ответил на приветствие княгини и больше не проронил ни слова, отрешившись от происходящего). Пытаясь прекратить начавшуюся уже истерику, я заговорила:

– Безусловно, было бы лучше, если бы Мартин поставил меня в известность, что взял эту вещь, но…

– Это моя вина, – раздался глухой голос.

Мы все разом обернулись. Ай смотрел прямо перед собой, но явно обращался ко мне.

– Что ты сказал? – возможно мне послышалось?

– Это моя вина… госпожа…

И при этом продолжает вести себя как статуя. Ни тени эмоции на лице. Словно говорит о чем-то обыденном. В чём может быть его вина, если мальчик стащил красивую, но ненужную мне вещь? И эти глаза его… Брр. Скорее всего, дело в полосках и ошейнике, поэтому так смотрит и ведёт себя. Когда-нибудь возможно сниму их с него, а пока…

– Я не договорила. Безусловно, было бы лучше, если бы Мартин поставил меня в известность, что взял эту вещь, но я всё равно разрешила взять им, что захотят, и эта чашка мне не дорога, поэтому не вижу ничего страшного.

Мальчик поднял на меня заплаканные глаза, полные изумления. Я присела и, подняв чашку, протянула её ему, даже попыталась улыбнуться. Хотя это скорее от того, что хотелось перед княгиней показаться лучше, чем я есть. Дрожащей рукой он принял её и спешно положил в свой мешок, словно боясь, что я передумаю.

Ай сделал шаг назад.

Княгиня мягко подняла пальчиками его подбородок и заглянула в глаза.

– Мартин, почему ты не сказал Марион, что взял её вещь? Даже если она разрешила, нужно было предупредить, – и тут же, видя, что ребенок начал дрожать, добавила, – мы не ругаем тебя сейчас, просто разговариваем.

– Госпожа… это… это моя…

– Не бойся, Мартин, тебя никто не накажет, скажи прямо.

– Это моя чашка, госпожа… Единственное, что осталось на память от мамы… Я привез её сюда с собой от прежнего хозяина…

– Это же чудесно! Тогда почему ты так испугался, Мартин?

– Госпожа… Госпожа никогда не спрашивала…

Стало и так ясно, что он говорит о моей тётушке. Судя по реакции Мартина, наказывали без разбору, за что именно. Вся эта ситуация ужасно напрягала, и мне хотелось поскорее сбагрить с себя часть ответственности в виде двух рабов.

– Вот и славно, что разобрались.

Княгиня снова погладила ребенка по голове, а я в который раз удивилась тому, как столько лет она могла общаться с моей несносной тётей.

– Милая, если что-то понадобится, обращайся незамедлительно.