- В каком смысле "не он"? – не поняла я.

- Это не сын Гарика. Вернее… - подруга замолкла. А потом торжественно сообщила: - Оказывается, у вас в наличии имеется два пасынка, Снежана Анатольевна.

- Ничего не понимаю, – я села на чемодан, сгорбилась, уперевшись локтями в колени, и свободной от телефона рукой вцепилась себе в волосы:

- Гарик всегда говорил только про одного сына, который где-то за границей живет и на родину носа не кажет из-за криминального прошлого.

- Ой, мать, я уже тоже запуталась! – вдруг жалобно взвыла Марьяна. – Ты сама знаешь, что де-юре у твоего почившего супруга вообще нет детей. А де-факто их оказалось аж двое – это мне этот типчик рассказал, и привел доказательства. И звонил тебе именно этот сын, который второй. Причем, как я поняла, о существовании этого сына тот сын, которого ты знаешь, ничего не знает, – не совсем складно завершила свою эмоциональную речь подруга.

Я слушала ее, чувствуя, как с каждым мгновение растет мое недоумение: оказывается, Гарик был не так уж откровенен со мной. Не то что бы я удивилась этому факту, все-таки четыре года прожила с этим мужчиной бок о бок и кое-что о нем знала. Но тот факт, что он скрывал от меня еще одного сына несколько озадачивал.

Попрощавшись с подругой, я еще посидела на чемодане, усиленно шевеля извилинами, сортируя полученную информацию и прикидывая, чем появление еще одного наследника грозит лично мне. Затем завершила переезд в новую комнату. Встретила Славика, поболтала с ним, пока он заводил снегоуборочный агрегат, и вернулась в свою новую комнату, все так же ломая голову над рассказом Мари.

В комнате достала лежащий на дне большой косметички старенький кнопочный телефон и по памяти набрала номер.

- Что? – ответил знакомый высокий голос.

- Мне нужна информация…

Вечером Эрик не приехал. За окнами давным-давно царила ночь, постукивая в окна начавшейся метелью, а его все не было.

Я поужинала остатками курицы и салатом, который смастерила из привезенных Эриком овощей. Побродила по дому. Почитала, поскучала, и, плюнув на придурка, который на ночь глядя шляется неизвестно где, пошла спать.

Кровать была очень удобной, постельное белье тонко пахло лавандой, а за окном уютно пела свою песню метель. Так что уже через десять минут я сладко спала, решив оставить все нелегкие мысли на утро.

… Меня трогали подрагивающие руки. Ползли, как влажные, холодные медузы по ногам. Двигались по спине рваными нервными движениями. К уху крался шепот, от которого мое тело цепенело и превращалось в кусок шершавого льда. Я не так боялась его касаний, как этого шепота, затекающего в мой немеющий от ужаса затылок.

- Скучала по мне? Расскажи скорее папочке, как ты скучала… Я ведь немного от тебя требую, моя прекрасная Снежиночка…Только, чтобы ты любила меня...

Я подтянула колени к груди, пытаясь отодвинуться от холодных пальцев. Сжалась, затыкая уши ладонями, чтобы не слышать. Но его руки продолжали ползти, а голос все звучал и звучал…

И я закричала, задергалась, отбиваясь от них. Отталкивая от себя этот шепот, эти руки, и худое тело, пытающееся прижаться.

- Нет… Нет…Нет… Нет…

- Снежа, девочка. Тише, тише, маленькая.

Это совсем другой голос. Я его знаю, и он мне нравится.

Меня обнимают горячие, словно раскаленная печка, руки. Успокаивают, стряхивают с моей кожи влажных медуз, прогоняют шепот…

- Тише, малышка. Все хорошо…

И я успокаиваюсь. Расслабляюсь, словно из меня разом вышел холодный сырой воздух, от которого я стыла…

- Утром ты сказал, чтобы я не привязывалась к тебе, – шепчу я обиженно, цепляясь за него пальцами и тыкаясь носом ему в плечо. – Ты велел не влюбляться в тебя, Эрик.