– Так воны ж в мэнэ нэ едят, – объяснила Настя. – У них свий повар.

Тем временем дюжий Саранцев сказал Высокому Сахибу, курившему сигарету:

– Закурить не дашь, белоснежка?

– What? – переспросил тот.

Саранцев объяснил жестами и по-английски:

– To smoke. Cigarette.

Но толстый Закир, подняв автомат, прервал эту беседу:

– Finish! Finish! – И Насте с Оксаной: – Out!

Настя и Оксана вышли из каюты. А Сахиб, подумав, достал из кармана початую пачку «Мальборо» и протянул Саранцеву. Тот взял всю пачку.

– Thank you…

Закир недовольно рявкнул на Сахиба по-сомалийски, оба вышли из каюты, и тут же к пачке «Мальборо» потянулись руки всех пленных моряков.

А Настя и Оксана вернулись на камбуз, где Лысый Раис сыпал какие-то специи в кастрюлю со своим козлиным рагу.

– Засранец, – проворчала Настя, – стырил мою «Вегету».

Из второй кастрюли с готовыми макаронами Настя больше половины переложила в судок и посмотрела на Лысого, сказала ему по-русски:

– Ну, ты идешь наверх?

Как ни странно, он ее понял.

– Yes, I am ready.

И снял свою кастрюлю с печи.

Настя подала Оксане судок с макаронами:

– Иди с ним.

Держа в руках судок и кастрюлю с горячей едой, Оксана и Раис поднялись в ходовую рубку. Однако при входе вооруженный охранник пропустил в рубку только Раиса, но остановил Оксану.

– It is for Capitan, – сказала Оксана, открывая судок. – Еда для капитана.

Но охранник забрал у нее судок и сам отнес капитану и старпому. Те переложили макароны в свои алюминиевые миски.

Оксана, стоя в двери в ожидании судка, издали смотрела на капитана.

Между тем Лысый переложил из кастрюли в алюминиевую миску Махмуда лучшие куски горячей козлятины, и Махмуд, почесав себя меж ягодиц, принялся за еду, поглядывая на Оксану и капитана.

– Папа, – издали, от двери сказала Оксана капитану, – как вы себя чувствуете?

– English only! – тут же приказал Махмуд.

– О’кей, – усмехнулась Оксана. – Папа, хау ар ю?

– I’m okay, dear, – отозвался Казин и посмотрел ей в глаза. – And you?

– Thank you, papa! – сказала Оксана. – Thank you for everything…

В ее взгляде было нечто большее, чем благодарность.

Между тем всему остальному миру было действительно не до сомалийских пиратов и их пленников. В Ираке взрывались террористы-смертники, в Афганистане шла война с талибами, Европу терзал экономический кризис, Америка, трезвея после выборов Обамы, шла на Вашингтон демонстрациями tee-party, Иран практически в открытую гнал ядерную программу, Хезболла обстреливала Израиль, а Израиль бомбил Хезболлу. Лжеученые запугивали планету глобальным потеплением, лжемедики – свиным гриппом, Уго Чавес и Проханов сулили возврат Сталина, – ну и так далее, мир варился на жаровне незатухающих природных катаклизмов и международных скандалов, и то, что вчера было сенсацией, очень быстро тонуло и забывалось в потоке новых событий.

А неводом для отбора этих событий было, конечно, телевидение или, еще точнее, служба телевизионных новостей, работники которой обязаны выхватывать из этого потока самое важное, стремительно прессовать суть своего улова в одну-две минуты эфира и трижды за день обоймой сенсационных новостей с пулеметной скоростью выстреливать в телезрителя. Причем даже когда никаких по-настоящему важных событий в мире не происходит, телеведущие не могут выйти на экран и сказать, что сегодня в мире ничего, слава Богу, не случилось. Нет, работники службы теленовостей обязаны и, конечно, умеют даже из ничего сделать новость и сенсацию…

И после двух-трех лет такой работы у них возникает уверенность в том, что это они делают новости – точно так, как когда-то на улице Правды, в доме номер 24, журналисты газеты «Правда» всерьез сочиняли правду для шестой части света.