Скверно. Я привычно сдаюсь под напором доминации, расслабляюсь и дышу. Слова мастера пролетают мимо ушей, я погружаюсь в сессию, где на меня глазеют десятки зрителей. Они с любопытством вглядываются с моё лицо. Молодые, цветущие, яркие. В глазах ни тревоги, ни жалости. Они хотят знать, что я чувствую. Мне больно. Но приоткрытые губы, вздымающая грудь, глаза с поволокой транслируют моё экстатическое состояние.

Мы идём параллельным курсом. Мастер вещает про род, у меня кружится голова, я не в состоянии вникнуть в суть.

Резкий запах пота, чей-то прерывистый выдох и тихий шёпот за спиной.

— Никогда не прощу её за побои. Никогда.

Я постаралась вспомнить, кто сидел сзади. Женщина или девушка? Кажется, она плакала. Зачем же тогда пришла сюда? Я некрасиво сморщилась, постаралась подавить всхлип, слёзы намочили лицо. Спрашиваешь у матери, почему она это допустила, а в ответ. Не было этого и всё.

Странно, почему мне хочется сбежать? Я приехала сюда ради ритуала, но не хочу быть здесь. Пытаюсь проникнуться словами мастера, но не могу. Он говорит добрые мудрые слова о любви вкрадчивым, проникновенным голосом, я сопротивляюсь. Внутри стена.

У меня мамина стать, красивая фигура, симпатичное лицо. Он отца достались волосы и глаза. Мать поднимала меня одна, в ней много бульдожьей хватки и упорства. Правда, слаба на передок: покуражиться, выпить, гульнуть – всегда пожалуйста. А что? Имеет право одинокая женщина с ребёнком.

Когда-то я думала, что не буду, как мать цепляться за мужиков, а влетела в отношения похлеще, чем она. Моё отличие от неё не так уж и существенно. В моём характере и внешности много от родителей. Думаю, от отца мне достались бойцовские качества. Ребёнком я смогла найти средства и мужество противостоять «пожарнику» в его поползновениях.

Мои родители – неидеальны. Отец уехал, забыв о моём существовании. Мать закрывала глаза на мою небезопасность. Ни то, ни другое не делает им чести, я признаю их несовершенства, признаю и принимаю их. Не знаю, это ли прощение, но мне становится легче.

Родители дали мне гены, я с этим набором живу, развиваюсь, строю отношения, становлюсь личностью, как и все мои колена рода. Я не отвергаю свои гены, но отличаюсь от родителей, в этом моя ценность. Быть непохожей на них – это нормально.

— Перед вами четверо, это дедушки и бабушки, — вклинивается в голову медовый голос Аркадия, — они улыбаются вам. Как ты, внученька?

Моя бабушка была учительницей русского и литературы в деревне. Сельская интеллигенция, как и её отец – фельдшер в поселковой больнице. Прабабка сидела с детьми и мыла пол в сельсовете. По отцовской линии у меня не было сведений о родственниках. Папа – военный, не из местных. С его стороны я не знала ни бабок, дедок, ни их родителей. Кто они и чем занимались, покрыто мраком.

Конечно, можно согласиться, что кто-то в моём роду был священником – занимался духовной деятельностью, кто-то купцом – умел приумножать капитал, кто-то долгожителем, кто-то музыкантом, кто-то прекрасно рисовал. Конечно, если в каждом роду до девятого колена больше тысячи человек, обязательно найдутся таланты, и, принимая отца и мать, как говорит Аркадий, ты раскрываешь таланты у себя.

Правда это или его фантазия — неизвестно. Поход мастера в бессознательное вызвал у него море озарений. Но то, что он видел, ни проверить, ни доказать. Это просто слова. Яркие, убедительные, искренние, с юмором и самоиронией, но просто слова.

Человек, который на голубом глазу утверждал, что все женщины мечтают об изнасиловании, не мог стать для меня идеалом. В словах Аркадия много противоречий. Например, что все осознанные – богатые люди. Следуйте путём духовного совершенства, и вы разбогатеете. Вам не надо будет много работать, если вообще можно назвать работой чтение судьбы по линиям на ладони и душещипательную беседу с просветлённым гуру.