— Иди к чёрту, — захрипела я, задыхаясь, схватившись двумя руками за его ладонь, — сгниёшь в тюрьме.

В глазах прыгали чёрные мушки, говорить я уже не могла, только яростнее дёргалась в его цепких руках, даже попыталась пнуть, но промазала. Последние минуты перед смертью? И ни каких картин уплывающего сознания. Я просто хотела жить.

— Хелло, — прозвучал испуганный голос из раскрытых дверей. Хватка на шее резко ослабла, я втянула в себя огромный глоток кислорода.

На пороге стоял доставщик – мелкий парнишка – лет пятнадцати в шортах и белой рубашке с длинными рукавами со щербиной между выступающими вперёд зубами. Его искренняя улыбка сползла со смуглого лица.

— Food delivery, — пробормотал он, глядя широко распахнутыми глазами на нас.

Я судорожно закашлялась. Егор отпрянул от меня, сунул руки в карманы, развернулся и нагло попёр на парнишку, который от ужаса вжался спиной в косяк. Спасибо, что не убежал, бросив на пол пакет с едой.

Откашлявшись, я заплатила трясущейся рукой парнишке щедрые чаевые, заперла дверь и поняла, что меня подташнивает. Оставила доставку на столе, надела тёплый свитер и, сунув ноги в шлёпки, вышла в темноту. Сбежать от ужаса, растворившись в ночи, сейчас было просто необходимо.

Море было в минутах тридцати от меня. Стараясь не оглядываться, я размеренно шагала по слабо освещённой улице к берегу. Немного запыхавшись, дыхание до сих пор сбоило, я потопала к самой кромке воды, утопая ногами в прибережной гальке. Вокруг валялся мусор, выброшенный на берег: пластиковые стаканчики, бутылки, остатки надувных кругов. Я осторожно переступила через резиновый тапочек, посмотрела на облупленные лодки, колыхавшиеся невдалеке и вошла в воду.

Море, словно огромная гармошка качала меха, гулко вздыхая в ночи. Я постояла, глядя на россыпь прибережных огней, зачерпнула солёную влагу рукой, обмыла горящее лицо, потрогала распухшее ухо. Наощупь показалось, что с серёжкой какая-то проблема. Осторожно сняла её, поднесла к глазам. Точно. Серёжка от удара погнулась. Показательная порка в действии.

Три года назад я прыгнула с обрыва, получив сильнейший хлопок по ушам. Сегодня, как и тогда, благодаря милости Егора, я получила такой же крепкий удар в ухо.

«Всё проходит, сказал сторож на кладбище» — вспомнился любимый анекдот бабушки, и я вздохнула.

Сколько не убеждай себя, что Егор любит – это самообман. Он любит только свою грандиозность, свои планы и цели, я всего лишь дрессированная обезьянка, помогающая привлекать зрителей. Будь я расчётливой сукой, я бы ни на йоту не поморщилась от этих игр. Но, увы, столь нужного для современной жизни внутреннего стержня я не имела.

Пришла в голову мысль, что Лера меня подставила, сказав Егору, что у меня появился мужчина. Другой причины для того, чтобы врываться ко мне огнедышащим драконом, не было.

Мирного расставания, которое рисовала моя фантазия, не получится, потому что исключительность Егора дала течь, и я виновата в этой пробоине.

Я оскорбила, унизила его, но нашла силы озвучить то, что думаю о нём и его образе жизни. Стоя на берегу океана, я вдруг осознала, мне легче, несмотря на распухшую щёку и саднящее ухо. Я проверила себя на смелость. Оказывается можно, хоть и очень рискованно.

Моя траектория жизни исказилась потому, что я затолкала правду глубоко внутрь «во имя любви». Он же шёл именно туда, куда хотел. Сегодня для Егора правда оказалась невыносимой.

Он и раньше заряжал мне пощёчины во время секса, обосновывая это Темой. Я каждый раз не могла сдержать слёз и чёрт возьми соглашалась, что это для меня терапия. Хлестать по лицу – терапия. Помойный психолог.