Но если наемники прибегли к хитрости, возможно, братьям не удастся отыскать ее след. А значит, никто не придет ей на помощь… по крайней мере рассчитывать на спасение не стоило.

Что ж, придется самой о себе позаботиться.

Эта мысль заставила Элизу вздрогнуть. Она никогда не отличалась любовью к приключениям. Это Хизер и в особенности Анджелика питали страсть к авантюрам, а Элиза считалась тихой сестрой. Средней сестрой, игравшей как ангел на фортепиано и на арфе. Кроткой сестрой, любившей вышивать.

Но если она хотела сбежать – а Элиза определенно этого хотела, – ей следовало спасаться самой.

Тяжело вздохнув, она заставила себя открыть глаза и осторожно покосилась на своих спутников.

Ей впервые представилась возможность разглядеть их при свете дня. Заметив, что пленница просыпается, похитители обычно поспешно поили ее опиумом. Надзирательница, которую Элиза вначале приняла за камеристку, была, по всей видимости, опытной сиделкой. В богатых семьях таких нанимают для ухода за престарелыми родственниками. Она была аккуратной, исполнительной, расторопной, хорошо говорила и обладала представительной внешностью. Ее густые темные волосы были собраны в строгий узел на затылке, а тонкие черты бледного лица выдавали в ней женщину благородного происхождения, вынужденную пойти в услужение, когда настали трудные времена.

Но в лице ее явственно проглядывала жесткость, а во взгляде сквозил холод.

Элизе показалось, что похитительница примерно одного с ней роста и сложения. Высокая, стройная, она была, возможно, всего несколькими годами старше ее самой, однако, будучи сиделкой, обладала куда большей физической силой.

Элиза перевела взгляд на мужчину, сидевшего напротив нее на протяжении всего путешествия. Она успела рассмотреть вблизи его надменное холеное лицо – несколько раз похититель держал ее, пока сиделка вливала ей в рот проклятое зелье. Теперь у нее не осталось сомнений: этот человек не мог быть таинственным шотландским лэрдом. Элиза вспомнила описание Брекенриджа, видевшего того неуловимого шотландца: «Лицо будто высеченное из гранита и глаза холодные как лед».

Точеные черты незнакомца, сидевшего напротив, не отличались резкостью или твердостью гранита, вдобавок темно-карие глаза его скорее напоминали угли.

– Она снова проснулась, – подала голос сиделка.

Мужчина, рассеянно глядевший в окно, повернулся к Элизе.

– Хотите дать ей еще настойки?

Наемник встретил взгляд пленницы. Элиза промолчала, но не отвела глаз.

Мужчина задумчиво склонил голову набок.

– Нет, – немного помолчав, ответил он.

Элиза тайком облегченно перевела дыхание. Слишком долго она пребывала в беспамятстве, опоенная зельем.

Мужчина откинулся на подушки, устраиваясь поудобнее, затем перевел взгляд на сиделку.

– Мы должны доставить мисс Кинстер в Эдинбург в добром здравии, так что с этой минуты настойка ей больше не понадобится.

В Эдинбург?

Вскинув голову и расправив поникшие плечи, Элиза надменно оглядела незнакомца.

– Кто вы? – Ее слабый голос звучал хрипло.

Глядя ей в глаза, наемник учтиво склонил голову. Губы его насмешливо изогнулись.

– Скроуп. Виктор Скроуп. – Его взгляд метнулся к сиделке. – А это Женевьева. – Вновь повернувшись к Элизе, похититель добавил: – Мы с Женевьевой и нашим кучером выполняем волю вашего опекуна. Нам поручено вернуть вас из Лондона в уединенное поместье, подальше от соблазнов большого города, этого вместилища порока, куда вы сбежали. – Наемник повторил слово в слово ту же историю, которой потчевали Хизер ее похитители. – Меня заверяли, – продолжал Скроуп, – что вы, как и ваша сестра, достаточно умны, чтобы понять: любая ваша попытка привлечь к себе внимание и позвать на помощь лишь безнадежно погубит ваше доброе имя.