– И что вы хотите от меня услышать?

– Расскажите мне о старике… который так жестоко обошелся с papa.

– Ох, он скончался, и, должна сказать, оплакивали его немногие. Надеюсь, вы знаете, что он хотел жениться на вашей матери, потому что жена, от которой у него был единственный сын, много-много лет болела; в свои без малого шестьдесят он решил завести новую семью – на случай, если что-нибудь случится с его наследником.

– А что с ним произошло?

– Ничего. Сейчас он и является герцогом де Сомаком, и, если я не ошибаюсь, ему тридцать два или тридцать три года.

– Надеюсь, он пребывает в добром здравии? – с горечью произнесла Канеда.

– Он-то? Конечно!

– А почему вы так говорите?

– Потому что с ним приключилась довольно грустная история. Жена его сошла с ума вскоре после свадьбы. Он был тогда очень молод, точнее говоря, только что достиг совершеннолетия.

– Сошла с ума, – повторила Канеда, и в голосе ее послышалась нотка удовлетворения.

– Ну конечно, все это скрыли, что нередко случается во Франции, – с укоризной сказала мадам де Гокур, – но старому герцогу было больно сознавать, что невестка не способна родить… даже единственного ребенка.

– Эта боль восхищает меня! – заявила Канеда.

– На мой взгляд, и нынешний герцог – человек очень странный. – Мадам де Гокур, казалось, была поглощена какими-то своими мыслями.

– В каком смысле?

– Ну, естественно, расстроенный состоянием жены, он перестал бывать в свете и заперся в своем замке на берегу Луары. Он содержит школу верховой езды – ради собственного удовольствия, кроме того, там готовят лошадей для кавалерии.

– Школу верховой езды! – воскликнула Канеда.

– Насколько я понимаю, он даже прославился в своих краях, – продолжала мадам де Гокур. – Генерал Буржейль, когда я последний раз видела его, упомянул о ней и все нахваливал лошадей, полученных его офицерами из конюшни де Сомака.

Канеда притихла на мгновение, а потом достала из сумочки письмо, которое Гарри получил из Шато де Бантом, и передала его мадам де Гокур.

– Прочтите это.

Мадам приняла листок и, вооружившись элегантнейшим лорнетом, внимательно прочитала письмо.

– Это необыкновенно! – вскричала она. – Это просто необыкновенно! Ваш брат, разумеется, совершенно не был готов к чему-нибудь подобному.

– Вот именно! – подтвердила Канеда. – Так же, как и я.

И не в силах сдержаться, с раздражением добавила:

– Как смеют они обращаться к нам лишь потому, что Гарри унаследовал титул и стал важной персоной! Почему нас не приглашали, пока maman была жива? Вы знаете, что она была не из обидчивых. Она почла бы за счастье простить всех.

Голос Канеды чуть дрогнул, в нем слышалась обида дочери за свою мать, навсегда отлученную от родных и близких.

– Прошлого не поправить, ma cherie, – негромко сказала мадам де Гокур. – Но если вы с братом сумеете погасить вражду, то наверняка сумеете порадовать этих людей перед смертью.

– Радовать их? – возмутилась Канеда. – Я ненавижу этих людей, и Гарри тоже их ненавидит! Но я придумала, как заставить их раскаяться и устыдиться за содеянное.

Мадам де Гокур опустила лорнет и с изумлением посмотрела на Канеду.

– О чем вы, моя милая? – спросила она. – Что вы предлагаете?

– Прежде всего, – сказала Канеда, – я хочу, чтобы вы ответили мне, почему они пишут нам именно в данный момент, если при этом не учитывать, что Гарри приобрел некоторое влияние в Англии.

Уловив явное смятение собеседницы, Канеда настойчиво произнесла:

– Я хочу слышать правду, мадам. Я чувствую, что за этим письмом кроется кое-что, и хочу все понять.